Детство и юность В.А. Жуковского

Материал из Проект Дворяне - Вики

Версия 03:55, 13 декабря 2010

Детство и юность В.А. Жуковского: уточнение фактов биографии поэта (по архивным материалам)^[1]

О.Е. Глаголева, Университет Торонто, Канада

Опубликовано: Жуковский и время: Сб. Статей / Ред. А.С. Янушкевич, И.А. Айзикова. – Изд-во Томского университета, 2007, с. 217-229.

Через пять лет после смерти В.А. Жуковского в рецензии на издание пятого собрания его сочинений Н.Г. Чернышевский писал: «Нет надобности говорить, что каждая строка, написанная таким историческим деятелем, как Жуковский, становится драгоценною для современников и потомства... Надобно теперь желать того, чтобы в возможной полноте издана была корреспонденция Жуковского и составлена была по возможности полная его биография»^[2]. Пожелание, высказанное 150 лет назад, только сегодня начинает реализовываться, главным образом благодаря колоссальному труду, предпринятому сотрудниками Томского государственного университета, по изданию Полного собрания сочинений и писем В.А. Жуковского^[3]. Многие факты биографии поэта остаются, однако, невыясненными или неверно истолкованными. Это относится к некоторым моментам его детства и юности и, прежде всего, к связанным с положением незаконнорожденного, вопросам происхождения и социального статуса Жуковского.

О первых годах жизни Жуковского и его взаимоотношениях в семье мы знаем, главным образом, из воспоминаний племянницы поэта А.П. Зонтаг (1785^[4]-1864), известной детской писательницы. В них она рассказывает о том, как отец поэта, богатый тульский помещик Афанасий Иванович Бунин, просил своего крестьянина, отправлявшегося на войну с Турцией, привезти ему в подарок «хорошенькую турчанку», так как жена его «совсем состарилась». Привезенная крестьянином 16-летняя вдова Сальха, получившая при крещении имя Елизаветы Дементьевны Турчаниновой, скоро стала наложницей Бунина и в 1783 г. родила ему сына Василия. Младенец был крещен и усыновлен его крестным отцом, бедным киевским дворянином Андреем Григорьевичем Жуковским (ум. ок. 1817), проживавшим в имении Бунина^[5]. Воспоминания Зонтаг до сих пор считаются «самым авторитетным и, по сути, единственным источником сведений о детстве Жуковского», и история происхождения поэта, почерпнутая из них, вошла практически во все последующие работы о Жуковском^[6]. Однако внимательное прочтение мемуаров Зонтаг и, особенно, сопоставление их с архивными документами делают очевидной неточность многих сторон этой романтизированной версии. Что же касается истории усыновления Жуковского, то сведения пожилой мемуаристки о событиях, происшедших до ее рождения, являются не чем иным как семейной легендой. Задача данной статьи состоит в том, чтобы еще раз обратить внимание читателей на неверные трактовки фактов биографии Жуковского, до сих пор широко бытующие в литературе о нем, и предложить уточнение деталей жизни поэта и его взаимоотношений в семье, основанное на ранее не опубликованных архивных материалах.

Для начала целесообразным представляется уточнение дат жизни отца Жуковского, А.И. Бунина (1727-1791). В литературе существуют разные мнения на этот счет. В наиболее полно систематизированной «Летописи» жизни и творчества В.А. Жуковского годом рождения его отца назван 1729 год^[7]. Как наиболее вероятную, эту же дату указывает В.А. Власов в недавно изданной книге о поместье Бунино , опровергая общепринятую дату 1716 г. Последняя указана на памятном знаке, установленном на месте усыпальницы Буниных в с. Мишенском Белевского района Тульской области . Однако надпись на подлинном надгробном камне на могиле А.И. Бунина в часовне с. Мишенского, зафиксированная в 1897 г. местным священником Петром Сытиным, предлагает третий вариант, представляющийся наиболее правильным, так как надгробие было установленно семьей А.И. Бунина вскоре после его смерти. Сытин, внимательно обследовав надгробие по просьбе собирателя памятников старины Н.И. Троицкого, сообщил последнему в письме, что «с южной стороны [на надгробии] такая надпись: «Надворный советник Афанасий Иванович Бунин», а с северной стороны: «родился 1727 года января 18... (далее стерлись буквы, но, кажется, нужно предположить: «а скончался ... года Июня...»)» . Таким образом, мы имеем не только точный год и даже день рождения отца Жуковского, но и более вероятный месяц его смерти. До сих пор считалось, что А.И. Бунин скончался в конце марта 1791 г.

Легенда о получении А.И. Буниным будущей матери Жуковского Сальхи от вернувшегося с войны крестьянина также противоречит сохранившимся документам. В выданном Московским губернским правлением в 1786 г. разрешении Сальхе на «свободное в России жительство» указывалось, что «Турчанка Сальха в 1770 году взята была при взятии города Бендер с прочими таковыми же в полон и досталась майору Муфелю, того же года отдана ему, Бунину, на воспитание, и по изучении российского языка приведена была в веру греческого исповедания...» . Упомянутый майор Иоганн Карл Генрих Муфель (ум.1788) был знаменательной личностью. Начав военную службу в Пруссии, он перешел в 1758 г. на службу в русскую армию и сделал быструю карьеру: в 1763 г. произведен в капитаны, в 1769 г. в секунд-майоры, в следующем году в премьер-майоры; с 1774 г. он подполковник Ладожского пехотного полка, с 1779 г. – полковник, а с 1787 г. – бригадир. Участвуя в 1769-1771 гг. в русско-турецкой войне, Карл Муфель "За отличное мужество при штурмовании Бендерской крепости и храбрость, с которою предводительствуя, отнимал у неприятеля бастионы, батареи и улицы" был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. Тогда-то и достались ему две молоденькие турчанки, одна из которых стала впоследствии матерью Жуковского. Второй раз Муфель отличился при подавлении войск Пугачева, за что получил в награду от Екатерины имение в Псковской губернии и немало башкир в качестве крепостных. При отставке в 1788 г. он был произведен в генерал-майоры, но насладиться генеральством не успел – в том же году был зарезан своими крепостными башкирами . Будучи также орловским помещиком, Муфель мог знать А.И. Бунина по-соседски, поэтому, вероятно, и отдал «на воспитание», а скорее всего продал ему свой «военный трофей». Взятая в дом Бунина в качестве дворовой Елизавета Дементьевна родила 29 января 1783 г. сына, о чем была сделана запись под № 3 в метрической книге Покровской церкви с. Мишенского: "Вотчины надворного советника Афанасия Ивановича Бунина у дворовой вдовы Елисаветы Дементьевой родился незаконнорожденный сын Василий" . Там же упоминалось о крещении младенца 30 января того же года. Никакого указания на усыновление мальчика Андреем Жуковским метрические книги не содержали. Имена восприемников при крещении в записях тоже не указывались. Не упоминалась фамилия «Жуковский» по отношению к Василию и в исповедальных росписях того же села за 1787-1789 и 1796 гг., а указывались только "вдова Елисавета Дементьева и сын ее Василий", к чему в последний год было добавлено "Андреев 15-ти лет". Таким образом, об усыновлении мальчика Андреем Жуковским говорят только семейные предания.

Мы уже писали о невозможности для Жуковского, по законам того времени, быть усыновленным его крестным отцом . Несостоятельны также и версии западных публикаций о Жуковском, утверждающих, что поэт был усыновлен «всей семьей Буниных» и унаследовал имения отца . Даже при самом горячем желании ни А.Г. Жуковский, ни даже сам А.И. Бунин не могли усыновить незаконнорожденного ребенка – закон категорически запрещал дворянам «вводить» внебрачных детей "в знатное шляхетство", в наследство и "в фамилию". В силу действующего законодательства незаконнорожденные дети должны были быть записаны в крепостные к собственным «благородным» родителям . Отсюда же следует и ошибочность мнения исследователей, считающих, что от А.Г. Жуковского будущий поэт получил дворянский статус . Наиболее авторитетные исследователи жизни и творчества Жуковского придерживаются точки зрения, что поэт получил дворянский статус в результате военной службы . Ссылаясь на формулярный список о службе Жуковского, составленный им самим в 1850 г. , они утверждают, что Жуковский был причислен к дворянскому сословию как выслуживший офицерский чин. Новейшее и с научной точки зрения наиболее основательное издание – уже упомянутое Полное собрание сочинений и писем Жуковского – воспроизводит этот документ, не только не подвергая его сомнению, но и кладя факты из него в основание «Летописи» жизни и творчества поэта. В связи с этим представляется необходимым более подробно рассмотреть не соответствующие действительности данные формулярного списка 1850 г. и, тем самым, еще раз вернуться к проблеме получения Жуковским дворянского статуса.

«Формулярный список о службе ординарного академика Императорской академии наук, тайного советника Василия Андреевича Жуковского» указывает, что поэт «В службу вступил в Астраханский гусарский полк сержантом в 1785 г. Произведен в прапорщики и принят в штат генерал-поручика Кречетникова младшим адьютантом 1789 г. Июля 9. По прошению уволен без награждения чином 1789 г. ноябрь 8». В «Летописи» жизни и творчества В.А. Жуковского за 1785 г. значится: «Двухлетний Жуковский записан А.И. Буниным в Астраханский гусарский полк в чине сержанта» . Однако, как уже указывалось ранее, этой записи в полк произойти не могло: мало того, что в 1785 г. в России не существовало гусарских полков – по реформе 1783-1784 гг. все гусарские полки были переименованы в легко-конные и только в 1797 г. при Павле I название "гусарские" было восстановлено для некоторых из них; такого полка в России вообще никогда не было. В разные годы ряд других полков носил имя Астраханского: драгунский, гренадерский, кирасирский, пехотный и др., но среди гусарских полка с таким названием не существовало . Конечно, составляя свой формулярный список в 1850 г., 67-летний поэт вполне мог запамятовать или перепутать детали. Однако, принимая во внимание статус незаконнорожденного, нам следует предельно осторожно подходить к свидетельствам личного характера по этому поводу. Как убеждает изучение биографий его современников «незаконного» происхождения, противоречия, умолчания или даже искажение фактов в документах, автобиографиях и семейных воспоминаниях – явление довольно распространенное, вытекающее из невозможности получения такими людьми дворянского статуса законным путем и из естественного желания скрыть «неудобные» факты собственной биографии . Подлинные детали таких биографий могут быть восстановлены только при очень внимательном прочтении документов и, главное, при сопоставлении одних документов с другими.

В частности, если сравнить формулярный список 1850 г. с другим формулярным списком о службе Жуковского, составленным в 1789 г. и хранившимся в Главном штабе Государственной военной коллегии, в них можно увидеть разительные отличия. Согласно списку 1789 г. будущий поэт происходил "из вольноопределяющихся польских шляхтичей" и находился на действительной военной службе с 15 сентября 1783 г., причем вступив в нее в чине ефрейтора, в тот же день был произведен в капралы, 15 мая следующего года – в вахмистры, а с 9 июля 1789 г. он – младший адъютант генерал-поручика М.Н. Кречетникова. В списке также указывалось, что Жуковский участвовал в походах русской армии 1788 и 1789 гг. против турок в Молдавию, в частности в сражении при речке Сальче и в обстреле Измаила, и на момент составления списка ему был 21 год. Подлинный документ был подписан генерал-поручиком М.Н. Кречетниковым .

При взгляде на этот документ даже неспециалисту понятно, что перед ним подделка. Поляком Жуковский не был, в 1789 г. ему было только 6 лет и принимать участие в военных сражениях в должности адъютанта он никак не мог. Сопоставление двух формулярных списков, дающих не только разные даты начала прохождения службы, но и разные воинские части, где эта служба протекала, убеждает не только в фиктивности документа 1789 г. и, скажем, неточности некоторых данных списка 1850 г., но и в том, что юного Василия в полк, скорее всего, вообще не записывали. Осуществить это и в 1783 г. и в 1785 г. было бы крайне затруднительно, если вообще возможно, поскольку запись незаконнорожденных детей в полки была категорически запрещена. При записи малолетних дворянских отпрысков в полки требовалось обязательное предоставление документов, подтверждающих их дворянский статус – выписки из метрических книг о рождении ребенка и о законном браке его родителей, поколенная роспись предков с указанием прохождения ими службы и поместий, полученных за нее. Канцелярия полка обязана была подавать сведения о недорослях в Герольдмейстерскую контору Сената, где данные о них сверялись со списками дворян из разрядного архива. В случае обнаружения «недостаточности» доказательств о происхождении недоросля от «благородных» предков ему грозило неминуемое отчисление из полка, а командиру, допустившему нарушение, следовало наказание . При наличии записи "незаконнорожденный" в метрическом свидетельстве Жуковского попытка записи А.И. Буниным своего внебрачного сына в полк была бы весьма опрометчивой, а на деле практически невыполнимой . Но так как «военная служба» для Жуковского была бы, главным образом, не целью карьеры, как для большинства дворянских сыновей, а средством получения с ее помощью дворянского статуса, гораздо проще и эффективнее было добыть документ об уже «пройденной» службе, с получением первого офицерского чина прапорщика, данные которого не стали бы проверяться в Герольдмейстерской конторе. Это было возможно, когда на действительной службе в российской армии оказывался иностранец, в первую очередь выходец из Польши, что и нашло отражение в фиктивном формулярном списке 1789 г. Осуществить это помог сам подписавший формуляр генерал-поручик М.Н. Кречетников, командир отправленной в Молдавию для военных действий против Турции дивизии и всемогущий Тульский и Калужский наместник.

Кречетников был не просто хорошим знакомым А.И. Бунина, а очень близким семье человеком – одна из дочерей Бунина, Наталья Вельяминова, была его многолетней любовницей, матерью его детей. Выписанный Кречетниковым формуляр о службе младшего адьютанта из поляков был одновременно с прошением последнего об отставке подан в Военную коллегию, подписан ее президентом князем Потемкиным-Таврическим и позже послужил основанием для решения Тульского дворянского депутатского собрания о выдаче грамоты на внесение В.А. Жуковского в дворянскую родословную книгу Тульской губернии. В принятии этого решения в июне 1795 г. ключевые роли играли зятья А.И. Бунина – губернский предводитель дворянства А.И. Протасов, уездный депутат П.Н. Юшков и вице-губернатор Н.И. Вельяминов, а также брат последнего уездный депутат С. И. Вельяминов.

Хотя Зонтаг в воспоминаниях пишет, что в семье Жуковского «все любили его без памяти» , сам поэт по-другому оценивал свое положение. В дневниковой записи от 26 августа 1805 г. Жуковский горько писал: «Не имея своего семейства, в котором бы я что-нибудь значил, я видел вокруг себя людей мне коротко знакомых, потому что я был перед ними выращен, но не видал родных, мне принадлежащих по праву; я привык отделять себя ото всех, потому что никто не при¬нимал во мне особливого участия и потому что всякое участие ко мне казалось мне милостию. Я не был оставлен, брошен, имел угол, но не был любим никем, не чувствовал ничьей любви...» . Безусловно, положение сына служанки, даже и взятого в дом и воспитанного наравне с господскими детьми и внуками, должно было сильно мучить юного Жуковского, особенно после смерти его отца в 1791 г. Однако слова будущего поэта о том, что никто не принимал в нем участия, звучат несправедливо. Многоходовой процесс получения дворянского статуса для него, растянувшийся на много лет и потребовавший со стороны его родственников большой осторожности, находчивости и риска, связанных с незаконными действиями и возможностью быть разоблаченными, лишь одно из свидетельств в пользу того, что семья Жуковского сделала все возможное для обеспечения его будущего. В этом отношении чрезвычайный интерес представляет тот факт, что для других внебрачных детей, воспитывавшихся в той же семье, грамот на дворянство никто не добывал . Типичным для того времени было поведение П.Н. Юшкова, завещавшего в 1805 г. матери своего незаконнорожденного сына Настасье Ивановой (отпущенной на волю крестьянке) дворовых людей и 10 тыс. руб., из которых 6 тыс. предназначались для сына, и просившего своих законных дочерей «не оставить» ее и ребенка, выделяя им «столового запасу и хлеба ежегодно достаточное содержание» . Формально, отец Жуковского А.И. Бунин поступил так же. Вопреки утверждению Зонтаг о том, что Бунин никак не позаботился о Жуковском и ничего ни ему, ни его матери не оставил , Афанасий Иванович в своем завещании, составленном 3 июня 1791 г., распорядился о выделении Сальхе средств к существованию: «... в награждение дать за усердную к нему службу находящейся у него во услуге турецкой нации женки Елизавете Дементьевой четыре тысячи рублей полагая оную сумму с каждой части по тысяче рублей как от трех дочерей так и от внуков ево которые по существовании той ево духовной и должны отдать ей Елизавете...» . Однако еще до выделения этой немалой для того времени суммы в завещании Бунин сделал для Жуковского главное - постарался добыть для него бумаги о военной службе, которые позволили сестрам Жуковского и их мужьям, уже после смерти Бунина, добыть будущему поэту дворянский статус.

В документах о разделах имений между дочерьми и внучками А.И. Бунина мы не находим подтверждения слов Зонтаг о том, что его жена Марья Григорьевна повелела дочерям и внучкам выделить Сальхе не 4 тыс., а 10 тыс. руб., выданных тогда же Елизавете Дементьевне, но подобное увеличение завещанной отцом Жуковского суммы могло произойти по устной договоренности. Это было вполне в духе забот Марьи Григорьевны и сводных сестер о будущем поэте. После неудавшейся в 1795 г. действительной попытки записать Жуковского на военную службу, он поступил в Московский Университетский благородный пансион. Вероятно, в целях подтверждения недавно полученного им дворянского статуса внутри семьи была совершена сделка – он стал собственником дома в Белеве, проданного ему его сводной сестрой Авдотьей Алымовой. Нет оснований считать, что между Жуковским и Алымовой была совершена реальная купля-продажа: известно, что собственных средств у Жуковского в тот момент не было, и Авдотья Алымова, разошедшаяся к этому моменту со мужем и переехав¬шая жить к матери в Мишенское, вполне могла уступить брату собственный дом в Белеве без денег. Во всяком случае, в купчей 1808 г., по которой Жуковский продавал этот дом, уже перестроенный им, родственнице Е.И. Протасовой за сто рублей, о сумме за покупку дома в 1797 г. ничего не сказано. Купчая 1808 г. описывает первую «собственность» Жуковского, тот дом, в котором поэт жил в 1805-1807 гг. и где им были написаны многие из его первых произведений: «Лета 1808-го сентября в Десятый день из дворян Адьютант, а ныне Титулярный Советник Василий Андреев сын Жуковский, продал я госпоже девице покойнаго статскаго советника Ивана Яковлевича Протасова дочери Елене Ивановне благо приобретенной мною крепостной свой, доставшейся мне прошлаго 1797 года Августа в 27й день от госпожи действительной статской советницы Авдотьи Афонасьевны Алымовой по купчей, Деревянной дом состоящей Тульской губернии в городе Белеве в седьмом на десять квартале под номером седьмым, построенной ею на отведенном ей по Высочайше Конфирмованному Плану из пустопорозжаго и никому по крепостям не принадлежащаго городскаго выгона, со всяким в нем деревянным строением и с огородом, которой уже мною дом по покупке перестроен другим фасадом на каменном фундаменте; то и со всею моею вновь учиненною ко оному дому и двору разною пристройкою, мерою ж под оным домом и двором как по пред сказанной дошедшей мне купчей значит, состоит земли: Длиннику по обеим сторонам по тридцать по семи сажень, поперешнику в переднем семнадцать сажень, в заднем концах десять с половиною сажень, или что оказаться может все без остатку, А взял я Василий с нее Елены за оной свой дом со всем хоромным и дворовым строением денег сто рублей; с коей суммы и указные пошлины платить ей покупщице... При сей купчей из дворян бывшей адьютант, а ныне титулярный советник Василий Андреев сын Жуковский ... руку приложил...» .

О том, что во время обучения в Московском пансионе у Жуковского не было собственных средств, мы можем судить по одному из писем другой его сводной сестры, Екатерины Афанасьевны Протасовой (матери его будущей возлюбленной Маши) к П.Н. Юшкову. Недатированное письмо относится, вероятно, к первому году пребывания Жуковского в Москве, когда у него еще не проснулась тяга к образованию. Е.А. Протасова писала Юшкову: «Сколько я люблю моево милово друга Васиньку, таво права изъяснить нельзя... Что ты пишешь, мой друг, о Васиньке, то меня очинь агарчает. Пожалоста, мой друг, не покинь и всякою неделю ежели тебе можно ево навещай и талкуй ему, что все ево щастие зависит от нево самаво и чтоб он знал, что чрез одне науки он может зделатся человеком. Посылаю ему сертук, кафтан и двадцать пять рублей денег, которыми ты, мой друг, разпалажи на 6 месецов, человека к нему наими, что будет по 12 руб, прачке 6 руб. и того осмнатцать, а там что ты увидешь нужно, сапаги и башмаки, чулки же я пришлю и рубашки, а по прашествии полугода Марья Ивановна [Протасова – ОГ] будет и тагда уже все учредит для нево. А тебя прошу, мой друг, из дружбы мне и к тому, кто тебя любил чрез¬[вычай]но и кому он принадлежит [умершая жена Юшкова Варвара - ОГ], ево не покинуть сваими советами, а я вечно твой друг Екатерина Протасова» .

Желание обеспечить вернувшемуся из Москвы после учебы и непродолжительной службы Жуковскому собственный угол подвигнуло его родных купить для него небольшое имение Холх, стоящее через пруд от с. Муратова, где поселились Е.А. Протасова с дочерьми Машей и Сашей. Считается, что М.Г. Бунина купила это имение на свое имя в 1810 г., заплатив частично собственными деньгами и средствами Елизаветы Дементьевны^[8]. Ревизская сказка 1811 г. показывает за Жуковским в деревне Холх 17 крестьян, записанных по предыдущей пятой ревизии за полковником Алексеем Федоровичем Ладыженским и доставшихся Жуковскому «по дарительной записи в 1811 году», плюс одного вновь рожденного мальчика^[9]. Обстоятельства этой покупки до сих пор неясны, но некоторые ее детали крайне любопытны.

Дело в том, что земля в деревне Холх издавна принадлежала предкам А.И. Бунина – Роману Ивановичу, а затем после его смерти по дачам 1714 г. его детям Андрею (деду А.И. Бунина и прадеду Жуковского) и Артемию Романовичам. Среди других земельных угодий значились «в Орловском уезде в Неполоцком стану на речке на Холху в Михайловском починке Соложенихина да в Поречковском стану на речке на Орле выше косожскаго устья и усть речки Холха в пус¬то¬ши что была деревня Тимофея Муратова с братья – 104 четверти 52 четверики; в Неполоцком же стану в пустоши Диком поле усть речки Косожи и усть Холха – 35 четверти 7 четверики... На речке на Холху что была деревня Холх Абыки тож – 42 четверти 21 четверики...». После Андрея Романовича вотчины в с. Муратове и на речке Холх перешли по наследству к деду, а затем отцу А.И. Бунина, после которого их унаследовали Афанасий Иванович и две его сестры - Анна Ивановна Давыдова, по второму мужу Тарбеева, и Платонида Ивановна Вельяшева. Афанасий Иванович, которому досталась большая часть земель в этих местах – почти 120 четвертей, в 1761 и 1767 гг. выкупил у сестер их части, и в 1783-1784 гг. имения в с. Муратове и в «бывшей деревне» Холх были закреплены за ним. По разделу земель после его смерти родовое и приобретенное недвижимое имение в Орловском наместничестве в Дешкинской округе в селе Покровском (Бунино тож), в деревнях Новых Прилепах и Красной Слободке (Муратово тож) достались его дочери Екатерине Афанасьевне Протасовой и трем дочерям его умершей к тому времени дочери Натальи Вельяминовой. Позднее, когда в 1798 г. произошел раздел между Е.А. Протасовой и малолетними девицами Вельяминовыми, имение Муратово с прилегающими к нему землями досталось Екатерине Афанасьевне^[10]. Хотя д. Холх ни в завещании Бунина, ни в последующих раздельных документах не упоминается, вполне уместно предположить, что семья продолжала владеть хотя бы частью земель на речке Холх. По традиции новых времен документы такого рода уже не перечисляли все урочища и пустоши, которыми владели предки завещателей, т.к. главной единицей измерения благосостояния дворянина стало количество крестьян, которые имели свои дворы и на¬делы на этих самых бывших пустошах и урочищах.

Соседями Екатерины Афанасьевны в момент поселения ее в Муратове в 1809 г. стали надворный советник Алексей Михайлович Павлов и полковник Алексей Федорович Ладыженский, также владевшие землями в д. Холх. А.Ф. Ладыженский, полковник Кемсгольского мушкетерского полка, кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени, полученного им «в воздаяние отличнаго мужества и храбрости, оказанных в сражении против французских войск 29 мая при Гейльсберге» в 1808 г., по всей видимости, никогда в Холхе не жил. Во всяком случае, когда он еще в 1797 г. пожелал заложить 168 крестьян из д. Холх и находящегося рядом с. Егорьевского в Государственный заемный банк, исправник Дешкинского нижнего земского суда, посланный для освидетельствования этих крестьян, не обнаружил ни помещика, ни старосты, ни «многих крестьян за отлучкою от домов в разные места». По бумагам же оказалось, что крестьян в Холхе и Егорьевском за Ладыженским не числится, а состоит за ним той же округи в с. Богородицком 165 душ мужского пола^[11]. Вероятно, чиновники не сумели в тот момент разобраться в принадлежности крестьян, т.к. в переписи 1811 г. указывалась, что из 18 доставшихся Жуковскому в д. Холх крестьян 11 человек принадлежало в 1796 г. именно Ладыженскому. Возможно, большинство крестьян, которых хотел заложить Ладыженский, были собственностью его жены, Марьи Данииловны Павловой, родственницы другого владельца Холха.

Имущественные отношения Буниных с Ладыженскими (или Лодыженскими, как иногда писалась их фамилия) имели давнюю историю. Обе семьи владели смежными землями в разных уездах еще начиная с XVII в. По «Межевой книге Белевского уезда» 1627-1630 гг. чернявский воевода И.А. Бунин (прямой предок отца Жуковского) владел половиной с. Мишенского, а вторая его половина принадлежала Василью Лодыженскому, родному брату прямого предка полковника А.Ф. Ладыженского. В XVIII в. дед и отец А.Ф. Ладыженского также были белевскими помещиками. В Орловской губернии, кроме соседних владений в д. Холх, семьи имели соседние участки еще в одном уезде – Карачевском (отошедшем в 1780-х гг. к Болховскому уезду), в Городецком стану в пустоши и деревне Великие Леды. По переписи 1782 г. это имение названо вотчиной А.Ф. Ладыженского, а отец Жуковского унаследовал там от деда и отца и частично записал за собой по покупке в 1784 г. от родных сестер земли общей площадью не больше 4 или 5 четвертей^[12]. В условиях преобладавшей чересполосицы было бы только естественно, если бы семьи Буниных и Ладыженских старались выменять или прикупить какие-то примыкавшие к собственным владениям земли у другой стороны. Поэтому сделка 1810 г. по покупке семьей Жуковского владений именно в д. Холх представляется экономически вполне оправданной.

Для Жуковского, кроме романтической стороны близкого соседства с Машей Протасовой, приобретение имения в Холхе имело принципиальное значение – владение крепостными душами к началу шестой переписи населения легализовало его дворянский статус. Его родственники, потратившие столько лет, средств и сил на приобретение для него дворянской грамоты, могли, наконец, считать вопрос о социальном статусе «незаконного» члена семьи закрытым. Ни они, ни сам поэт не догадывались, что проблема встанет вновь через четверть века во время тотальной проверки документов русского дворянства, предпринятой по указу царя в 1834 г., когда доказательства «благородного» происхождения Жуковского были найдены «недостаточными», а причисление его к дворянскому сословию признано «не в законной силе»^[13]. От лишения дворянского статуса Жуковского спас орден за участие в войне с Наполеоном, но главное – то, что он уже состоял наставником наследника российского престола и был лично близок к Николаю I. Мемуары Зонтаг не могли, естественно, поведать миру о всех подробностях добывания дворянства для Жуковского, и в них появилась красивая легенда об усыновлении будущего поэта его крестным отцом. Однако семейные предания не должны заменять собой сведения, достоверность которых подтверждают документы.

Примечания

1. ↑ неокончательная редакция - убрать переносы, добавить сноски--~~~~
2. ↑ Чернышевский Н.Г. Сочинения В. Жуковского // Современник, 1857, № 5, Библиография; пере¬печ. в кн.: Чернышевский Н.Г. Письма без адреса. М.: Современник, 1983. С. 76-77.
3. ↑ Жуковский В.А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах / Ред. коллегия: И.А. Айзикова, Э.М. Жилякова, Ф.Е. Канунова, О.Б. Лебедева, И.А. Поплавская, Н.Е. Разумова, Н.Б. Реморова, Н.В. Серебренников, А.С. Янушкевич (гл. редактор). М.: «Языки русской культуры», 1999-. Выпущены тт. I, II, XIII и XIV (далее: Жуковский, ПСС).
4. ↑ Год рождения Зонтаг уточнен по надписи на надгробии писательницы, находящемся в настоящее время в Белевском краеведческом музее.
5. ↑ Зонтаг А.П. «Несколько слов о детстве В.А. Жуковского» // Москвитянин, 1849, № 9, с. 3-13; перепеч. в кн.: В.А. Жуковский в воспоминаниях современников / Сост., подгот. текста, вступ. статья и коммент. О.Б. Лебедевой и А.С. Янушкевича. М.: Наука, Школа «Языки русской культуры», 1999 (далее: ЖВС). С. 92-108.
6. ↑ ЖВС, Комментарии, с. 563; Зейдлиц К. Жизнь и поэзия В.А. Жуковского. 1783-1852. По неиз¬дан¬ным источникам и личным воспоминаниям. СПб, 1883. С. 4; В.А. Жуковский. «Все необъят¬ное в единый вздох теснится...». Избранная лирика. В.А. Жуковский в документах / Сост. В.А. Афанасьев. М., 1986. С. 142; и др. издания. См. также широко растиражированную биографию Жуковского на интернете: <http://persona.rin.ru/cgi-bin/rus/view.pl?id>.
7. ↑ Жуковский, ПСС, т. XIV: Дневники, письма-дневники, записные книжки 1834-1847. М., 2004. С. 332.
8. ↑ Афанасьев, В.А. Жуковский, с. 107-108.
9. ↑ ГАОО, ф. 760, оп. 1, д. 14, лл. 1062-1063; д. 15, л. 1068.
10. ↑ ГАОО, ф. 6, оп. 1, д. 467, лл. 1-14; д. 1530, л. 8 об.; ф. 19, оп. 1, д. 829, лл. 13-36.
11. ↑ ГАОО, ф. 19, оп. 1, д. 760, лл. 1-6об.; Георгиевские кавалеры: http://george-orden.nm.ru/ordgrg4st18.html#4_865.
12. ↑ Долгова, Кононова, с. 342; Руммель В.В., Голубцов В.В. Родословный сборник русских дво¬рян¬¬ских фамилий. Т. 1, 1886, с. 483-494; ГАОО, ф. 6, оп. 1, д. 467, л. 9об; ф. 760, оп.1, д. , л. 93-94.
13. ↑ ГАТО, ф. 39, оп. 2, д. 841, л. 6.