Касагов Андрей Иванович

с. Ильинское, Карачевский у., Орловская губ.^[3]

д. Жудре, Карачевский у., Орловская губ.^[3]

Архіерей приказалъ тотчасъ всѣмъ заступить свои мѣста, оставилъ пѣніе и все что было въ рукахъ, дабы нуждающагося, но не требующаго исправленія гвардейца, не совратить собственнымъ примѣромъ еще больше съ пути праваго, или бы, по крайней мѣрѣ, не утвердить его въ настоящемъ его положеніи. На сей конецъ онъ, вскоча въ спальню, порядочно расчесался и опрыскался духами; на сей конецъ, — говорю я, какъ честный повѣствователь, — a не на тотъ, чтобы заглушить обоняніе арака; a Касаговъ, между тѣмъ занялся въ особомъ покоѣ съ Палладіемъ. Палладій, поговоря съ нимъ малое время, вошелъ къ архіерею и донесъ, что Касаговъ дрожитъ, «очень примѣтно, что онъ вѣдаетъ о внушенномъ вашему преосвященству его поведеніи». Архіерей отвѣчалъ важно: «невѣжду страхомъ спасаютъ, отъ огня восхищающе». Потомъ вышелъ къ Касагову въ препровожденіи моемъ и игуменовомъ.

Касаговъ, по принятіи благословенія, сказалъ, что онъ за долгъ свой почелъ быть y его преосвященства, и — просилъ къ себѣ въ домъ, a преосвященный легко согласился къ такому дѣлу, которое и безъ просьбы намѣренъ былъ исполнить, почитая посѣщеніе свое долгомъ апостольскимъ и зная изъ опыта, что прошло уже то чорствое время, въ которое пастыри словесныхъ овецъ не носили при поясѣ мѣди, и почитали временную нищету вѣчнымъ богатствомъ.

Въ Касаговѣ видѣлъ я человѣка тихословнаго и совсѣмъ не похожаго на такого буяна, какъ объ немъ говорено со стороны г-на Соколова. Росту онъ былъ средняго, сложенія слабаго. Лицо имѣлъ круглое, хотя не сухое, однако блѣдноватое; лѣтъ съ небольшимъ 30-ти. Въ немъ видны были слѣды барина и надлежащаго воспитанія, но примѣтно было, что онъ въ разговорахъ силился припомнить то, что повидимому отъ неупотребленія позабылъ. Онъ откланялся и отъѣхалъ домой, a мы принялись опять продолжать и оканчивать свои дѣла.

По прибытіи въ его село, преосвященный, по обыкновенію, — для отличныхъ церквей — пошелъ прежде всего, въ препровожденіи своего клира въ церковь. Церковь хотя была каменная, (с. 566) но въ крайнемъ запущеніи и нечистотѣ. Священно и церковнослужители отъ взысканія за сіе были свободны, потому что преосвященному внушено, якобы они отъ безпорядочнаго помѣщика загнаны до чрезвычайности. Но вопреки сему безпорядку, когда приблизились къ дому, господинъ Касаговъ встрѣтилъ гостя съ порядочною пушечною пальбою, съ учрежденныхъ y него батарей.

Обѣденной столъ былъ достаточенъ, но безпорядоченъ. Слуги его услужить не умѣли; примѣтили всѣ, но никто не зналъ, отчего хозяинъ за столомъ сдѣлался пьянъ. Преосвященный во все это время соблюлъ свою важность, пилъ очень мало и велъ бесѣду приличную доброму пастырю. Евангельская притча о заблудшемъ сынѣ, растворенная больше природнымъ ему велерѣчіемъ, нежели школьною риторикою, растрогала возлежащихъ на трапезѣ до того, что ихъ чуть бы не проняло до слезъ, если бы это было не за столомъ; одинъ только Касаговъ былъ ни тронутъ, ни равнодушенъ, ни твердъ, ни слабъ, ни веселъ, ни печаленъ, и для того, былъ онъ внѣ всѣхъ характеровъ*).

Пастырь, не говоря ни слова съ хозяиномъ съ самаго приѣзда, всталъ изъ-за стола, приказалъ закладывать лошадей къ отъѣзду. Очень ясно, что на исправленіе совратившейся съ пути праваго души не много было употреблено труда. Однакожъ, хозяинъ, какъ будто поправляя пастырское нерадѣніе, двинулся просить его погостить; съ убѣдительными просьбами онъ не собрался, хотя и довольно уже протрезвился, рѣчь его была хладнокровна, вяла, медлительна. Когда же увидѣлъ, что преосвященный просьбѣ его не внимаетъ, — бросился въ другую комнату къ Палладію и Соколову съ прошеніемъ, чтобъ они помогли ему упросить преосвященнаго, по крайней мѣрѣ переночевать, ежели не болѣ. Они охотно взялись за то, чего**) ожидали отъ Касагова, но какъ преосвященный и на ихъ просьбу еще упорствовалъ, или притворствовалъ, то гвардеецъ нашъ грякнулъ передъ нимъ на колѣни, и вспыльчиво заговорилъ: «если ваше преосвященство y меня не заночуете, то я застрѣлюсь». Сіе краснорѣчіе убѣдило пастыря ночевать, который тогда же рекъ: «душу спасти, или погубити!»

(с. 567) Когда архіерей, отужинавъ, легъ спать, и хозяинъ тоже, то мнѣ показалось еще рано, какъ и въ самомъ дѣлѣ было; я пошелъ въ комнату къ велегласному нашему игумну въ намѣреніи y него посидѣть, пока спать захочу. Тамъ нашелъ я Соколова съ женою и еще персоны съ четыре благороднаго люду. Лишь только я къ нимъ подъявился, то всѣ въ одно слово встрѣтили меня: «легокъ на поминѣ». Соколова жена, взявши меня за руку, сказала: «мнѣ давно хотѣлось съ тобою поговорить». ...

Г-жа Соколова. «Какъ вы думаете о здѣшнемъ господинѣ**) (**) Зачеркнуто: «хозяинѣ». Ред.)и о всемъ его домовствѣ?»

Я. Въ такъ короткую пору нельзя было ничего еще думать, сударыня! Однакожъ, безъ дальнихъ замѣчаній, не трудно видѣть: старинный домъ, множество слугъ, и, что г-нъ Касаговъ очень не бѣденъ; но для порядка, какому надлежало бы быть въ большомъ и достаточномъ господскомъ домѣ, не достаетъ, мнѣ кажется, его самого.

Г-жа Соколова. «Вы видѣли все, что можно было видѣть. Я вамъ прочее дополню: Андрей Ивановичъ Касаговъ родился въ Петербургѣ. Покойная, неподражаемаго милосердія императрица Елисавета Петровна была ему воспріемницею. Въ бытность отца его тамъ по долгу службы, воспитыванъ онъ былъ прилично его роду и достатку. Оставшись по смерти отца, отпросился онъ въ самыхъ юныхъ лѣтахъ въ домовой отпускъ. Прибывъ въ этотъ отцовской домъ, въ которомъ мы теперь, и будучи въ первомъ цвѣтѣ лѣтъ, пустился онъ во всѣ пороки, въ какіе только можетъ завлечь себя недозрѣлая молодость, при пособіи худыхъ (с. 568) склонностей, имѣя при себѣ, вмѣсто дядьки, полную волю, богатство и множество служителей, готовыхъ исполнять желанія молодого господина. A это ужъ вѣдомое дѣло, что для большей части слугъ нѣтъ ничего пріятнѣе, какъ имѣть молодого барина, обращающагося въ своевольствѣ. Онъ сдѣлалъ изъ своихъ людей съ пол-роты солдатъ, самъ ихъ обучилъ, самъ ими управляетъ, предводительствуетъ и жалуетъ въ чины. Не было бы порицательно, еслибъ онъ употреблялъ ихъ для собственной съ гостьми забавы; но они употребляются имъ, или подъ именемъ его, его домоправительми къ обидѣ сосѣдей, къ наглости и притѣсненію людей безпомощныхъ, и даже самыхъ тѣхъ, которые y него въ гостяхъ бываютъ, почему никто уже y него изъ знаменитыхъ и благомыслящихъ людей никогда не бываетъ, ни его къ себѣ не принимаетъ. Онъ завелъ y себя гаремъ, наполнилъ его дѣвками разнаго состоянія. Въ числѣ ихъ находилась любимая его султаньша, сего села поповна, которую когда отецъ предпринялъ-было освободить, то заплатилъ своею жизнію; ибо неизвѣстно, куда онъ дѣвался. Всѣ объ этомъ ужасномъ злодѣяніи подозрѣваютъ, что попъ истребленъ по его приказанію, дабы не обличалъ явнаго его грѣха и не лишилъ бы любовницы. Но какъ нѣтъ въ семъ дѣлѣ истца и доказывателя, то злодѣйство можетъ быть навсегда останется закрыто, къ большей пагубѣ души его».

Я. Гдѣ-жъ этотъ его гаремъ, сударыня?

Г-жа Соколова. «Передъ приѣздомъ преосвященнаго онъ его распустилъ. Дай Господь Богъ, — тутъ она вздохнула, — чтобъ онъ по отъѣздѣ опять его не собралъ! Вотъ примѣръ жалкаго сиротства при великомъ изобиліи*)»!

Я. Что-жъ онъ, сударыня, за сирота, если онъ въ своемъ гаремѣ имѣетъ много нянекъ?

Г-жа Соколова. «И въ подлинну такъ!»

Я. Для чего-жъ, сударыня, къ командѣ его не требуютъ, если прошелъ срокъ домовому отпуску?

Г-жа Соколова. «Требованъ онъ былъ неоднократно и въ команду; но онъ, то болѣзньми, то другими не дѣльными при-

(*) Тогда еще не было дворянскихъ опекъ и опекуновъ, которые теперь, подъ своею священною должностью, нерѣдко оставляютъ питомцу въ наслѣдство разоренное имѣніе, неоплатные долги и на всю жизнь тяжбу. Г.Д.) (с. 569)

чинами отговаривался, пока наконецъ узнали о его сумасбродной жизни, и, по волѣ монаршей, не исключая изъ службы формально, забыли объ немъ, какъ объ мертвомъ, оставя навсегда въ теперешнемъ чинѣ, который данъ ему въ его малолѣтствѣ, въ знакъ милости покойной императрицы къ его родителю. И такъ, годовой его отпускъ продолжается лѣтъ съ 10-ть, да и кончится безъ сомнѣнія съ его жизнію. Ему теперь не болѣе 33-хъ лѣтъ. Посмотрите-жъ! Не представляетъ ли онъ старика, болѣзньми отягченнаго, лишившагося крови и натуральной въ цвѣтущихъ лѣтахъ бодрости? a причиною тому любовныя дѣла и пьянство. Примѣтили-ль вы, каковъ онъ былъ за обѣдомъ? таковъ онъ и день и ночь! Стола ни обѣденнаго, ни ужиннаго y него не бываетъ. Лишь только онъ проснется, то подадутъ ему чайную чашку любезнаго его напитка, котораго онъ называетъ чефрасъ, и который на какую-то траву настоянъ простою хлѣбною водкою. Около полудня поднесутъ ему на тарелкѣ двухъ жареныхъ воробьевъ. Рѣдко случается, чтобъ онъ ихъ обѣихъ съѣлъ. Вотъ весь его столъ! и я при всякомъ съ нимъ свиданьи умножаю болѣзнь моего сердца, видя жизнь его — Богу противную и людямъ несносную, и въ такомъ разстройствѣ со дня на день очевидно во гробъ его влекущую».

Я. «Ваше чувствительное разсужденіе, сударыня, дѣлаетъ честь вашему сердцу. Однако-жъ, судя по каждодневнымъ зрѣлищамъ, много на свѣтѣ требующихъ исправленія; но ихъ всѣхъ ни исправить, ни оплакать нельзя, если они сами о себѣ вознерадѣютъ».

Г-жа Соколова. «Да! Я васъ и не предувѣдомила! Онъ мнѣ свой доводится. И хотя свойство наше не ближнее, однако-жъ ближе меня нѣтъ никого, потому что онъ послѣдній въ родѣ; почему и надлежало бы мнѣ быть наслѣдницею его имѣнія, но онъ и помыслить объ этомъ не хочетъ. Та-та причина и побудила насъ согласить преосвященнаго къ посѣщенію его дома, дабы его преосвященство пастырски его наставилъ на истинный путь. Мы, съ помочью отца Палладія, нѣсколько уже предувѣдомили о семъ преосвященнаго. Вы, мой голубчикъ, жизнь моя! имѣете случай раньше всѣхъ завтре быть y его преосвященства. Не позабудьте ему внушить, что вы отъ меня слышали»....

Наконецъ, я пошелъ на ночлегъ, повторивъ напередъ боярынѣ увѣреніе, непремѣнно оклеветать Касагова, дабы послѣ сего, имѣя что прощать, скорѣе принудить его къ признанію наслѣдницею госпожу Соколову.

Она была изъ фамиліи Касаговыхъ; будучи дѣвицею, влюбилась въ поповича Соколова, когда онъ въ домѣ ихъ обучалъ дѣтей читать и писать, съ которымъ такъ скрытно обвѣнчалась, что не прежде о томъ узнали, какъ уже мать вознамѣрилась выдать ее за молодого дворянина. Тогда она безбоязненно открыла, что уже имѣетъ мужа, съ которымъ вѣнчана. Старуха, натурально, потревожилась и въ первомъ движеніи гнѣва изгрызла бы мужа и жену зубами, но на Руси вѣнецъ, дѣла консисторскія, равно какъ y католиковъ matrimonia consumata, имѣютъ свою силу и дѣйствіе. A Соколовъ былъ уже артиллеріи сержантомъ, и находился въ С.-Петербургѣ при канцеляріи фельдьцейхмейстера графа Шувалова, y котораго отецъ его, Соколова, будучи полковымъ священникомъ, былъ духовникомъ; все это совокупно содѣлало «бракъ честнымъ и ложе непорочнымъ»*) (*) Вмѣсто зачеркнутаго: «ложе несквернымъ». Ред.), вслѣдствіе чего и мать нашлась матерью дѣтямъ; a Соколовъ происходя чинами, по милости духовнаго сына его отцу, вышелъ наконецъ въ отставку, съ чиномъ артиллеріи капитана, и жилъ въ деревнѣ съ женою, которую онъ приобрѣлъ трудами (с. 571) за ученье*). (*) Вмѣсто зачеркнутаго: «трудами причетническими за ученье». Ред.) Сосѣди его, древніе дворяне, хотя не были ему непріятельми, однакожъ судили о немъ такъ, какъ судятъ мои соотечественники о часахъ, стальныхъ вещахъ, и проч.: «хороши! говорятъ они, однакожъ не англійскія и не французскія». Равно и тѣ говорили: «Онъ умный малый, да жаль что поповичъ». Подобно сему, старинные поляки говаривали отъ чистаго сердца: «что-жъ! что Кіевъ имѣетъ много святыхъ! Да они не изъ шляхетства». — Prostó ta.

Поутру, только-что проснувшемуся, но еще утопающему въ пуховикѣ за спасеніе душъ пастырю, старался я докладъ мой сдѣлать случайнымъ, что называется: «къ рѣчи пришло».

Я началъ съ партретовъ**) (**) Вмѣсто зачеркнутаго: «картинъ». Ред.), представляющихъ во весь ростъ нашего хозяина и его дѣда, кои были въ нашей горницѣ. Дѣдъ написанъ былъ съ лысиною, почти до затылка, съ бородою сивою, клинообразною, и не очень долгою, въ длинномъ кафтанѣ русскаго стариннаго покроя, темнопесочнаго цвѣта, застегнутомъ во все брюхо, большими въ одинъ рядъ, шаровидными желтыми пуговицами, въ красныхъ сапожкахъ, и стоялъ натурально; a внукъ съ низенькимъ тупейчикомъ, припудренъ сѣдѣе своего дѣда, въ гвардейскомъ зеленомъ мундирѣ, стоялъ въ четвертую позицію, съ шляпою въ рукахъ.

Смотря на нихъ, заговорилъ я преосвященному, что: «различіе ихъ кафтановъ не дѣлаетъ ихъ различными въ образѣ жизни».

Архіерей. A почему?

Я. —«Я слышалъ отъ его домашнихъ, что дѣдъ его скончался отъ любострастной болѣзни, такъ — внуку и непростительно уже не быть похожу на своего предка». Словомъ, я, пересказавши все, что слышалъ отъ боярыни, и не щадя ни живыхъ, ни мертвыхъ, — хотя и зналъ наизусть всѣ десять заповѣдей — прибавилъ еще, что мнѣ на умъ взошло, по обыкновенію архіерейскихъ келейниковъ, за то, что Касаговъ не старался сдѣлать наслѣдницею своего имѣнія госпожу Соколову съ мужемъ, и что угощалъ насъ отъ всего сердца, какое онъ имѣлъ.

«Не знаю, сказалъ архіерей выслушавъ мой докладъ, что мнѣ съ этимъ извергомъ дѣлать! чуть ли я не отлучу его отъ (с. 572) сословія православныхъ, дондеже исправится и покажетъ житіе незазорное и благочинное». Но по выходѣ изъ спальни и послѣ чаевъ, кофіевъ, подана была закуска; за нею слово — за слово, о стороннихъ матеріяхъ; потомъ, послѣдовалъ обѣдъ; послѣ обѣда повторяемо было тоже, что передъ закускою, передъ обѣдомъ и за обѣдомъ. Не видали какъ прошелъ маленькій день, и явился вечеръ. Къ вечеру зажженъ былъ фейерверкъ, сдѣланный собственными его людьми. И хотя я потомъ въ жизни моей видалъ многократно лутчіе и безпримѣрно богатѣйшіе фейерверки, но никогда уже не случилось видѣть, чтобы каждая штука выгорала такъ совершенно и безостановочно, и чтобы между догараніемъ одной и зажиганіемъ другой штуки не проходило ни секунды празднаго времени. Ужинъ и почти вся ночь прошли не въ скукѣ.

Назавтра, Касаговъ поутру вывелъ свою армію, состоящую человѣкъ изъ 24-хъ и командуя оною самъ, на широкомъ своемъ дворѣ, производилъ свои маневры и сильной ружейной огонь. Архіерей и всѣ гости смотрѣли изъ оконъ и съ крыльца на сію эволюцію капральства, a Касаговъ, по воинскому артикулу, подходилъ къ архіерею для принятія приказовъ, архіерей же въ семъ случаѣ заимствовался наставленіемъ отъ капитана артиллеріи и отца его, бывшаго полковаго попа.

Потомъ, во время обѣденнаго стола, производилась на дворѣ за здоровье пьющихъ пушечная пальба, почти безпрерывно. Напослѣдокъ, хозяинъ, одаривши архіерея и всѣхъ находившихся въ его свитѣ вещами и деньгами, a меня однимъ имперіаломъ и дорогимъ турецкимъ ружьемъ, и отпустивши гостей пьяныхъ слишкомъ, остался по прежнему съ своимъ чефрасомъ и съ поповною.

Спустя мѣсяца четыре послѣ нашего отъѣзда, Касаговъ умеръ. Соколовъ предпринималъ вступить въ наслѣдство принадлежащаго ему по женѣ. На сей конецъ поѣхалъ онъ въ Петербургъ; тамъ онъ безъ труда приобрѣлъ благодѣтеля, господина С a м о й л о в a, Hиколaя Борисовича, который былъ тогда сенаторомъ и временщикомъ по связи родства съ тогдашнимъ славнымъ счастливцемъ княземъ Потемкинымъ*). (*) Николай Борисовичъ Самойловъ, тайн. совѣтникъ, сенаторъ, былъ женатъ на старшей сестрѣ кн. Г. А. Потемкина Маріи Александровнѣ. — Это отецъ знаменитаго генералъ-прокурора и государственнаго казначея Александра Николаевича Самойлова († 1812 г.). Дочь Николая Борисовича — Екатерина была въ замужствѣ за героемъ 1812 г. — Раевскимъ. Ред.) Онъ (с. 573) принялъ Соколова въ Петербургѣ на все свое содержаніе, возилъ его съ собою по большимъ домамъ, рекомендовалъ его какъ человѣка достойнаго покровительства, которой ему по женѣ доводится свой. Послѣ оглашенія, что Соколова жена Самойлову родня — чему и самъ Соколовъ былъ свидѣтелемъ, тѣмъ съ большимъ удовольствіемъ, что быть въ свойствѣ съ большимъ бариномъ льстило его суетности — Самойловъ получилъ по Касаговѣ наслѣдство, состоящее изъ хорошихъ и достаточныхъ деревень, съ господскимъ домомъ, со всѣми къ нему принадлежностьми и важною движимостью, a Соколовъ возвратился домой съ надеждою, что онъ при открытіи Орловскаго намѣстничества получитъ предсѣдательское мѣсто въ верхнемъ земскомъ судѣ *). (*) Повѣствованіе самого Соколова.)" ^[2]

РГАДА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 575. По премории Карач. духовного правления, о сделании дознания относительно причинения насильственной смерти крестьянину г. Косагова. 46 лл. 1765 г.

РГАДА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 681. Об имении умершего капитана Андрея иванова Косагова в Карач. и др. уездах. 91 л. 1773 г.

РГАДА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 695. По прошению поручика Никифора Иванова и прапорщика Николая Никитина Милшиных о завладении Капитана Андрея иванова косагова служителем его иваном Турчениновым с крестьянами земли, сост. Карач. у. в урочище за речкою Выбетью, в Слободке Березовке на речке Вытебети, подКонютиным лесом, от речки Вытебети вверх по березовку болоту. 12 л. 1774 г.

РГАДА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 700. О желании отпущенных на волю капитаном А.И. Косаговым дворовых людей записаться за капитаншу Дарью Тихонову дочь Иванову жену Сакалову в подушный оклад Карач. у. в дер. Ефремовскую. 6 л. 1774 г.

РГАДА. Ф. 497. Оп. 1. Д. 711. Секретарши Анны Васильевой дочери Климовой, а по муже Федоровой жены Лазинской об отказе за ней покупного у капитана Андрея иванова Косаговскаго имения, сост. Карач. у. в дер.: Вязовой на речке на ракитне, Шестаковой что был Починок под Долгим Кревым вверх речки Смородинки Шестаково тож. 13 л. 1775 г.