Гордеев Федор Иванович

Дело началось с челобитной поручика Андрея Силина сына Сукова в Судный приказ от 26 апреля 1762 года, в котором он заявлял о том, что 4 апреля 1762 года его дворовый человек Григорий Гребенников сбежал, украв при этом денег и «пожиток» на 125 рублей. А 25 апреля беглец был пойман в Москве, которого Суков и предъявлял при челобитье для допроса. На допросе беглец сперва назывался Григорием Гребенниковым, старинным крепостным человеком Федора Гордеева, проданным в феврале 1762 года Андрею Сукову, от которого он сбежал по подговору юнкера Ивана Иванова сына Брусенцова. Сбежал он не один, а вместе с дворовым дяди его нового хозяина, полковника Тихона Афанасьева Сабанеева, Сельвестором Фадеевым, который жил у А.С. Сукова. После побега они пришли в дом И.И. Брусенцова за Арбатскими воротами на Пресне в приходе церкви Иоанна Предтечи, который «оные покраденные ими платье, и деньги, и протчее взял к себе, а им велел жить в доме своем, у которого они начевали одну ночь». Но после беглецы попросили Брусенцева отпустить их в вотчину полковника Т.А. Сабанеева в Романовский уезд в сельцо Аннинское для подговора к побегу еще одного дворового человека Бориса Федорова. Тот их отпустил, и через некоторое время беглецы вернулись втроем и принесли Брусенцеву краденые «ис кладовой полаты» полковника Т.А. Сабанеева «денег двести сорок рублев, поднос серебряной, шесть чарок серебреных». Брусенцев краденое принял и заявил им, «что де кто хощет на волю, тому даст пашпорт, а кто хочет в салдаты, то отдаст и в салдаты». Однако, несмотря на обещание, он «держал их запертых в погребе три дни». Наконец, 25 апреля 1762 года Григорий Гребенников «из показанного погреба бежал, и збежав, пришел на Пресню, где наехал на него означенной помещик господин Суков, и поймав, ево привел в Судной приказ к расспросу, а показанные господина полковника Сабанеева люди, Селиверст Фатеев, Борис Федоров, так и вышеписанные деньги протчие пожитки и по ныне имеютца в доме у означенного коллегии юнкера Брусенцова». 22 мая 1762 года в Судном приказе подал челобитную обер-президент Главного магистрата Федор Петров сын Квашнин-Самарин, в которой заявил, что содержащийся в Судном приказе под именем Григория Гребенникова есть на самом деле его «старинный крепостной крестьянский сын» Яков Ляготин, который в марте 1761 года был отпущен из его рузского имения с паспортом на год для прокормления, но назад в срок не явившийся. После этого беглец признался в том, что его действительное имя Яков Максимов сын Ляготин, а также в том, что он крепостной человек Ф.П. Квашнина-Самарина. Он на самом деле был отпущен в марте 1761 года с паспортом для прокормления, и был подговорен Ф.И. Гордеевым называться его дворовым человеком Григорием Гребенниковым, пообещав за это денег 15 рублей. Но своего обещания Гордеев не сдержал, продав беглеца в феврале 1762 года подпоручику Андрею Сукову. Но долго он у нового хозяина не прожил: в апреле 1762 года он от него сбежал вместе с Сильвестром Фадеевым, крепостным человеком дяди Андрея Сукова Тихона Сабанеева, по подговору юнкера Ивана Брусенцова. Последний их укрывал в подвале своего дома на Пресне, присвоив украденные ими пожитки и деньги. После этого Иван Брусенцов отпустил беглецов в имение Тихона Сабанеева для подговора к побегу еще одного дворового человека Бориса Поспелова. Вернулись они к Ивану Брусенцову втроем с новыми крадеными вещами и деньгами, которые Брусенцов присвоил себе. Юстиц-коллегии юнкер Брусенцов пообещал беглецам написать им паспорта, какие они пожелают. Однако можно предположить, что он замышлять продать их другим владельцам под новыми именами^[2].

«он подлинно дворовой человек ево, господина Квашнина-Самарина, и жил он при московском ево доме в Москве во дворовых людях. И в 761-м году в марте месяце отпущен был от Московского ево дому з данным ему письменным пашпортом, с которым он, Яков, нанялся жить с тем пашпортом Тенгинского пехотного полку у капитана Александра Иванова сына Грамотова, у которого жил два месяца в Москве, а от него сошед, нанялся у геодезиста Николая Нарщеина, и жил у него четыре месяца, и прошлого году в ноябре месяце он, Яков, пришел с тем данным пашпортом за Москву-реку в приход церкви Климонта папы Римскаго, что на Пятницкой, Орловской правинцыальной канцелярии х канцеляристу Федору Иванову сыну Гордееву, которой у него тот пашпорт взял, подговоря ево, Якова, назвав ево своим крепостным дворовым человеком, велел ему, Якову, называтца переменным именем Григорьем Авдеевым сыном Гребенниковым, и сулил ему денег пятнатцать рублев, токмо не дал. Сего 762 году перед сырною неделею продал ево заведомо, что он не ево крепостной, Московской губернской канцелярии подпорутчику Андрею Силину сыну Сукову, и дал купчую от крепостных дел. И сего ж 762 году апреля 4 дня ево, Ляготина, да живущаго в доме подпорутчика Сукова дяди ево полковника Тихона Афонасьева сына Сабанеева показанного человека Селиверста Фадеева подговорил коллегии юнкер Иван Иванов сын Брусенцов, по которому подговору он, Ляготин, согласясь с означенным Селиверстом, из дому подпорутчика Сукова, покрав пожитки…, бежали, и, збежав, пришли в дом показанного коллегии-юнкера Брусенцова, которой имеетца за Арбацкими вороты на Пресни в приходе церкви Иоанна Предтечи, и показанные краденные ими пожитки и деньги взял он, Брусенцов, к себе, а им велел жить в доме своем, у которого они начевали одну ночь, и, начевав, сказали означенному Брусенцову, что де мы пойдем в Рамановской уезд в сельцо Аннинское в вотчину показанного полковника Сабанеева, и с того сельца к нему, Брусенцову, подговорим еще человека, и оной Брусенцов по прозбе их и отпустил, и дал за своею рукою им письменной пашпорт. И он, Яков, с показанным Селиверстом в тот Романовской уезд и пошли…, и с того сельца Анненского подговорили с собою означенного господина Сабанеева двороваго человека Бориса Федорова, и оной Борис по подговору их, взяв с собою у оного господина Сабанеева кражею ис кладовой полаты денег двести сорок рублев, поднос серебреной, шесть чарок серебреных, и со оным со всем… приехали в Москву в дом к вышеписанному Брусенцову, и показанные деньги двести сорок рублев, поднос и чарки отдали ему, Брусенцову, которой, приняв, сказал им, что де кто хощет на волю, тому дам пашпорт, а кто хочет в салдаты, то отдаст и в салдаты, и держал их запертых в погребу три недели. А что он, Ляготин, на очной ставке чинил запирательство, то по научению оного Брусенцова" (РГАДА. Ф. 372. Оп. 1. Ч. 1. Д. 4890. Л. 29 – 30).