А.А. Кизеветтер. Происхождение городских депутатских наказов в Екатерининскую комиссию 1767 г.

Материал из Проект Дворяне - Вики

А.А. Кизеветтер

Происхождение городских депутатских наказов в Екатерининскую комиссию 1767 г.

I. Екатерининская комиссия 1767 г., созданная для составления проекта нового государственного уложения, давно уже пользовалась преимущественным вниманием исследователей в ряду явлений русской жизни XVIII столетия. Шумно задуманная и обставленная с исключительной торжественностью, эта комиссия долго интриговала исследователей, как отрывочно блеснувшее яркое пятно на общем фоне русской общественности XVIII века. Но с тех пор, как Русское Историческое Общество приступило к обнародованию любопытнейших материалов, касающихся деятельности комиссии, перед нами постепенно развертывается все в более осязательных и конкретных очертаниях ее история. Литература уже успела воспользоваться этими материалами в различных направлениях: рассматривали внешнюю историю комиссии, ее организацию, порядок ее работ, причины ее преждевременного распущения, далее оценивали степень влияния ее работ на последующее законодательство, наконец, всего чаще останавливались на содержании и значении депутатских наказов, поскольку последние отразили на себе общественные язвы и общественные идеалы XVIII столетия. Эта разработка принесла свои плоды. В общем, она способствовала, так сказать, поднятию исторического значения Екатерининской комиссии перед лицом науки. Несмотря на преждевременную смерть комиссии, несмотря на то, что ей не пришлось выполнить официально возложенное на нее поручение, никто уже, думается нам, не назовет ее в настоящее время безрезультатной затеей императрицы; никто не станет отрицать, что важнейшие законодательные акты екатерининского царствования в значительной мере выросли из собранных, а отчасти и обработанных ею материалов. Но историческое значение комиссии должно быть измерено не только степенью влияния ее работ на последующее законодательство. За этим вопросом подымается другой, не менее важный. Предстоит учесть, в какой мере в работе комиссии обнаружилась самостоятельная общественная инициатива, насколько широко и насколько умело откликнулось русское общество XVIII века на правительственный призыв к активному участию в законодательной деятельности. Для выяснения этого второго вопроса, до сих пор еще не подвергнутого всестороннему расследованию, особую важность получает один момент в истории комиссии, как раз пока всего менее освещенный научной разработкой. Я разумею момент выработки текста депутатских наказов. За немногими исключениями, нам не известны ни авторы, ни редакторы этих драгоценных документов. Взятые в своей общей массе, депутатские наказы являются в полном смысле слова апокрифическим произведением русской провинции XVIII века. Между тем в некоторых отношениях история составления наказов способна вызвать особенный интерес исследователя. Прежде всего незнакомство с ходом составления и редактирования наказов лишает нас возможности оценить их как исторический источник. Наказы должны были выразить нужды, сознанные местным обществом. Но, пока нам неизвестен процесс составления наказов, мы не можем судить, насколько полно и правильно они отразили на себе эти нужды. Есть и еще одно обстоятельство, усугубляющее значение занимающего нас вопроса. Когда депутаты съехались в Москву и приступили к своим занятиям, они тотчас подпали под руководящую опеку официальных лиц, призванных императрицей направлять деятельность комиссии и снабженных с этой целью специальными полномочиями. В таких же твердо установленных рамках должны были действовать и провинциальные избиратели при выборе городского головы и депутата в комиссию. Обряд выборов предусмотрел мельчайшие подробности всего хода избирательных собраний. Но вот - момент, когда провинциальное общество получало право действовать вполне по собственному почину и усмотрению: момент выработки депутатского наказа. Конечно, и здесь могли быть и бывали в действительности случаи давления со стороны администрации. Но то были уже прямые злоупотребления властью, не находившие себе оправдания в точных предписаниях закона. Официально утвержденный "обряд выборов" посвящает порядку составления наказов всего несколько строк, ограничиваясь самыми общими указаниями: избиратели выбирают из своей среды особую комиссию из пяти лиц, которая под смотрением градского головы в течение трех дней занимается "выслушиванием от своих собратий рассуждений о сочинении прошений и в чем желают поправления" и ведет запись всем этим заявлениям; затем на основании собранных таким образом материалов составляет окончательную редакцию наказа, которая прочитывается собранию избирателей и скрепляется подписями последних*. Вот и все обязательные правила, которые предстояло принять к руководству при составлении наказов. Эти правила оставляли большой простор самодеятельности общества. Прежде всего общество могло совершенно свободно касаться каких угодно вопросов при обсуждении своего положения. Свыше не было намечено никаких вопросных пунктов, никаких обязательных рамок. В "обряде" в этом отношении можно найти только одно ограничение совершенно общего характера: в наказы запрещалось вносить какие-либо частные претензии, "партикулярные дела" и надлежало ограничиваться изложением "общественных нужд и отягощений"**. Далее, в каком порядке могли быть подаваемы в местную редакционную комиссию те заявления, которые должны были послужить материалом для составления текста наказа? Разумеет ли здесь "обряд" подачу записок или устных замечаний отдельными лицами, предоставляя редакторам сделать общий свод всего накопившегося материала, или здесь предполагается публичное совместное обсуждение общих нужд, перекрестные прения, причем редакторам пришлось бы исходить при окончательной редакционной работе из протокола этих предварительных совместных обсуждений? ______________________

• Полное собрание законов. T.XVII. № 12801. В. п. 25; Г. п. 24.
  • Там же. В. п. 27; Г. п. 26.

______________________ Туманная фраза "обряда": "комиссия выслушивает от своих собратий рассуждения о сочинении прошений" - одинаково свободно допускает обе возможности, и в этом случае открывая самому обществу широкий простор так или иначе, по собственному усмотрению, выполнить возлагаемую на него задачу. Не имея возможности рассмотреть теперь вопрос о происхождении наказов 1767 г. во всем его объеме, я остановлюсь лишь на истории текста тех наказов, которыми были снабжены депутаты от городов. Одно обстоятельство особенно побуждает заняться с этой точки зрения именно городскими наказами. В 33-м томе своего сборника Русское Историческое Общество издало наказы городских депутатов Московской губернии, всего 40 наказов. Сравнительное изучение их текста приводит к любопытному наблюдению. Оказывается, что эти 40 наказов отнюдь не представляют собой 40 самостоятельных произведений. Многие из них - не что иное, как или дословное воспроизведение, или некоторая компилятивная комбинация очень немногих основных редакций. Как объяснить это явление? Явилось ли оно в результате сознательной совместной выработки общего текста представителями различных городских обществ или перед нами повальный беззастенчивый плагиат, которым прикрылся повальный общественный индифферентизм? Не имея точных сведений о ходе составления наказов, считаясь с популярным представлением о низком уровне общественного развития в XVIII столетии, всего легче при первом взгляде на эти сходные тексты заключить, что большинство городских наказов просто механически списано друг с друга. Такой вывод должен, с одной стороны, подорвать значение наказов как исторического источника, с другой стороны - подтвердить тот взгляд, что русское общество было застигнуто екатерининским начинанием совершенно врасплох и, смущенное, не сумело обнаружить ничего, кроме убожества своей политической подготовки. Мне думается, однако, что целый ряд соображений и наблюдений должен удержать нас от такого пессимистического вывода, особенно в столь общей его форме. Прежде всего нельзя не заметить, что те отдельные городские общества, которые действительно обнаружили полное непонимание предстоявшей им задачи формулировать местные общественные нужды, отнюдь не думали рядиться в чужие перья для прикрытия собственной культурной наготы, собственного индифферентизма. Напротив, они спешили торжественно исповедать свою несостоятельность перед судом современников и потомства. Вот, например, наказ города Дмитрова. Он состоит всего из двух статей. В первой удостоверяется, что дмитровские граждане не имеют никаких общественных нужд, а вторая заключает в себе предписание депутату явиться с этим удостоверением в сенат. Под наказом стоит 224 подписи*. То были, однако, исключительные эпизоды, отдельные темные пятна, не сообщавшие одинаково мрачного колорита всей картине. Отнюдь не предполагая доказывать высоту общественного развития русской провинции XVIII столетия, считая подобную задачу совершенно непроизводительной и неблагодарной, я тем не менее нахожу возможным утверждать, что многообразные мрачные черты тогдашнего провинциального быта не могли придавить окончательно способности населения заинтересоваться собственными нуждами. Текущая жизненная практика того времени выработала и некоторые определенные формы, в которых проявлялось активное участие общества в разработке больных вопросов местной жизни. Изучение этих форм и может, думается нам, содействовать более правильной постановке вопроса о происхождении городских депутатских наказов 1767 г. ______________________

• Сборник Русского императорского исторического общества. Т. 93. Дмитриевский наказ.

______________________ В печати давно уже были оглашены интереснейшие данные по истории выборов городских депутатов. Эти данные не раз развертывают перед нами картину сознательных усилий городского купечества по возможности расширить размеры городского представительства. По инициативе самих купцов поднимается вопрос об увеличении круга избирателей на депутатских выборах. Так, не довольствуясь постановлением "обряда" о привлечении к выборам домовладельцев, некоторые купцы поднимают голос за допущение к избирательным урнам всякого купца, имеющего самостоятельный торг, хотя бы и не владеющего домом*. Это уже не совсем гармонирует с обычным утверждением, что общество взглянуло на правительственный призыв к участию в комиссии как на новое обязательное бремя и старалось лишь об одном - как бы удачнее схорониться от новой тяготы, подобно тому, как оно ранее хоронилось всякими средствами от смотров, походов, обязательных экзаменов и податных взносов. Известны далеко не одинокие случаи, когда обойденный пункт городского поселения не только не радовался тому, что его миновала новая "повинность" депутатского выбора, но, наоборот, настойчиво требовал для себя права на эту повинность. Возьмем для примера Гжатскую пристань. По смыслу "обряда" посад, выросший у этой пристани, как не имевший своего уезда, должен был выбрать депутата сообща с жителями своего уездного города. И вот бургомистр Гжатской пристани подает губернатору энергическое доношение, где, ссылаясь на всю историю развития гжатского посада, требует для него права на выбор самостоятельного депутата, а следовательно, и на составление самостоятельного наказа. Примеру Гжатска последовали многие слободы. Так, городские общества XVIII века умели в некоторых случаях не только ценить даруемые им права, но и завоевывать себе эти права с усилием и настойчивостью. До каких размеров могла вырастать эта настойчивость, ярко видно на примере города Скопина. Скопин выбрал наряду с другими городами своего депутата. Герольд-мейстерская контора отказала в утверждении этого депутата на том основании, что Скопин "не город, но волость и состоит в ведомстве дворцовой конюшенной канцелярии". Скопинское купечество не хотело уступить и обжаловало это решение в сенат. Достаточно прочитать текст одной этой жалобы, чтобы живо почувствовать, как сознательно ценило городское население право выбрать в комиссию депутата и снабдить его наказом. Изложив различные признаки, приравнивающие Скопин к обычному городу, скопинские купцы заявляют, что лишение их права представительства в комиссии они признают себе за "великую тщету", учреждение комиссии почитают великою милостью, излиянною от Ее Императорского Величества на всероссийское государство, и в посылке в комиссию депутата видят способ избавиться "от несносных и тяжких притеснений и разорений"**. Выбор того или иного депутата тоже далеко не всегда был безразличен для избирателей, не сводился к простой формальности. Избиратели умели подчас ревностно отстаивать своего кандидата в случае встречаемых со стороны местной администрации затруднений к его утверждению. Известна, например, длинная и сложная борьба, разыгравшаяся на этой почве между гражданами города Гороховца и местным воеводой - борьба, опять-таки доходившая до сената и кончившаяся победой городских избирателей***. При свете приведенных данных получает особое значение и любопытное сообщение Крестинина о составлении наказа в городе Архангельске. В своей истории города Архангельска этот точный и добросовестный писатель-современник не поскупился на изображение многих весьма мрачных моментов из жизни архангельского посада XVIII столетия. Крестинина всего менее можно заподозрить в попытках украсить, расцветить печальную действительность. Между тем вот что сообщает он о составлении наказа. "В феврале месяце 1767 г. по обряду выбран от архангельского городского посада в депутаты комиссии нового уложения знатный, богатый и благоразумный архангелогородский купец Николай Алексеевич Свешников, а над сочинением данного ему от гражданства наказа трудился гражданин Александр Фомин, сын нашего защитника гражданской свободы Ивана Фомина, лучший нынешнего времени в архангелогородском посаде писец в прозе и стихах". И, как бы предвидя возможность того вывода из этих слов, что составление наказа было единоличным делом местного литератора, Крестинин прибавляет: "...В распоряжении нужд общества, представленных в оном наказе, все лучшие граждане имели участие"****. Опытное перо местного грамотея явилось орудием для выражения желаний всех граждан. ______________________

• Липинский. Новые данные для истории Екатерининской комиссии. Журнал Министерства народного просвещения. 1887. Июнь. С. 258.
  • Там же. С. 261.
    • Там же. С. 283-287. Более общеизвестен другой эпизод подобного же рода, разыгравшийся между нежинскими шляхтичами и генерал-губернатором Малороссии Румянцевым и наиболее полно рассказанный на основании свежих архивных материалов В.А. Мякотиным (академичесчкая рецензия на книгу А.М.Лазаревича "Описание Старой Малороссии". Т.П. Оттиск из отчета о 37-м присуждении наград гр. Уварова. С. 25-39). Хотя этот эпизод относится к шляхетским, а не к городским избирателям, но по аналогии и его детали могут иметь косвенное значение для нашего вопроса. Несмотря на то, что нежинцы в противоположность гороховцам потерпели в конце концов полное фиаско, мы не находим, чтобы нежинская история 1767 г. свидетельствовала об апатичном отношении общества к делу комиссии. Как раз наоборот: рядом с картиной грубого административного произвола всесильного генерал-губернатора перед нами встает здесь картина сознательных стремлений шляхетства отстоять своего депутата и свои текст наказа - стремлений, обнаружившихся, несмотря на перспективу тяжких административных кар и судебного преследования. Нежинцы потерпели поражение за отсутствием средств борьбы, а не за недостатком Доброй воли вести борьбу.
      • Крестинин В.В. Краткая история о городе Архангельске. СПб., 1792. С. 32.

______________________ Подобные факты - а количество аналогичных примеров можно было бы умножить - показывают, думается нам, что предположение о повальной неспособности провинциального общества XVIII века оценить важность предстоявшего ему акта оглашения своих нужд и желаний не соответствует действительности. Но, сознательно ценя это право, городское общество не обнаружило и приписываемого ему иногда бессилия реализировать это право на практике. Согласимся, что екатерининский эксперимент законодательной реформы при посредстве народного представительства превышал наличные ресурсы тогдашнего общества; согласимся, что идея быстрой отмены исторически назревшей системы законодательных норм была вдохновлена не столько знакомством с уровнем народного развития, сколько всегда присущим Екатерине оптимизмом в связи с господствовавшими философскими предрассудками века о всемогуществе рациональной законодательной инициативы. В этом смысле мы действительно вправе говорить о малоподготовленности тогдашнего общества к разрешению так поставленной задачи. Нам трудно представить себе без улыбки обывателя какого-нибудь тогдашнего Усть-Сысольска или Царевококшайска, внезапно очутившегося по долгу службы за перекройкой Уложения царя Алексея Михайловича по рецепту Беккария и Монтескье. Но эту конечную цель всего предприятия нельзя смешивать с теми предварительными и подготовительными актами, к которым должно быть отнесено, между прочим, и составление депутатских наказов. Когда мы переносим то же представление о беспомощности русского провинциального общества и на первую стадию связанных с созывом комиссии работ и на этом основании заподозриваем городское население в повальном уклонении от выработки самостоятельных депутатских наказов, мы смешиваем такие разнородные моменты в деятельности комиссии, которые были строго различены и на практике, и в предначертаниях самой императрицы. Раскроем высочайший манифест об учреждении комиссии. Там точно разграничены две самостоятельные задачи, из совокупности которых должно было сложиться дело комиссии. Во-первых, там сказано: "...для того, дабы лучше нам узнать было можно нужды и чувствительные недостатки нашего народа, повелеваем... прислать депутатов". И затем ниже: "...сих депутатов... мы созываем не только для того, чтобы от них выслушать нужды и недостатки каждого места, но и допущены быть имеют в комиссию, которой дадим наказ и обряд управления для заготовления проекта нового уложения к поднесению нам для конфирмации". Итак, комиссия должна была выполнить две роли: чисто справочную - послужить орудием обследования общественных неустройств и законодательную - выработать проект нового уложения. Эти две роли поделены между депутатами и их избирателями. Составление уложения всецело возлагается на депутатов. Задача избирателей ограничена лишь формулированием и оглашением местных нужд, и для осуществления этой задачи им предоставлены два средства - посылка в комиссию депутата и составление наказа. Обязанность депутата в отношении к первой, так сказать, справочной роли комиссии сводится к доставке в комиссию данного им наказа и присоединении к наказу тех дополнительных заявлений, какие оказались бы нужными по ходу комиссионных работ*. ______________________

• Полное собрание законов. Т. XVII. № 12801. С. 1093.

______________________ В этом отношении депутат являлся лишь передаточным орудием для оглашения заявлений его избирателей, и многие указания убеждают в том, что не в этом полагалась главная сущность депутатских обязанностей. Так, депутаты, ограничившие этой стороной своей деятельности свое участие в комиссии, были устранены от пользования привилегиями, присвоенными депутатскому званию. Эти привилегии распространились лишь на тех депутатов, которые принимали активное участие в составлении той или другой части проекта уложения, т.е. работали в одной из тех частных комиссий, где изготовлялись законопроекты*, и сенат строго следил за применением этого ограничения на практике**. ______________________ ______________________

• Там же. С. 1094.
  • Липинский. Указ соч. С. 235-236.

______________________ Но, если на депутатов должна была пасть прежде всего законодательная деятельность комиссии, то обществу, призванному к составлению наказов, предстояло ограничиться констатированием своих нужд и потребностей. Так именно и поняло общество свою задачу. Правительство получило, чего желало. Бесплодно было бы искать в наказах сколько-нибудь широких теоретических обобщений, каких-либо смелых планов коренного переустройства существующих порядков. Составители наказов - скромные практики. Они крепко стоят на почве текущей действительности. Правда, они сплошь и рядом жалуются на ее недочеты и изъяны, но этот анализ не идет дальше ближайших причин и ближайших последствий занимающих их явлений. Однако ничего иного и не требовалось от составителей наказов. Между правительством и обществом не произошло по этому пункту никакого недоразумения. Депутатский наказ, по определению манифеста об учреждении комиссии, - список текущих нужд и отягощений и ничего больше. Но в таком случае мы уже никак не вправе считать задачу составления наказов непосильным, непривычным и отяготительным бременем, наложенным на общество, а близость друг к другу текста некоторых наказов - объяснять только в силу одного этого пассивным заимствованием продуктов чужой работы. Нет ничего ошибочнее, как представлять себе составителей наказов 1767 г. неподготовленными дебютантами на поприще летописательства общественных нестроений. За их плечами стоял в этом отношении долголетний опыт. Представляя себе призыв к составлению наказов особенно торжественным моментом в жизни русского города XVIII века, впервые потревожившим мирный сон обывательской души, мы забываем, что посадские общества в течение всего века, отнюдь не дожидаясь специального правительственного призыва, постоянно, можно сказать, осаждали высшие правительственные места пространными перечислениями своих отягощений. Делопроизводство провинциальных магистратов XVIII столетия переполнено всевозможными образчиками этой обильной "челобитной" литературы. В этой-то литературе посадских "челобитий" мы и должны искать объяснительный ключ к истории текста городских депутатских наказов 1767 г. Текст этих наказов не был выработан впопыхах, ad hoc, для специальных целей одной Екатерининской комиссии. Он, можно сказать, исторически наслаивался параллельно с постепенным назреванием самих местных нужд. Посадские общества XVIII столетия не имели обыкновения оставаться безгласными исполнителями всех предъявляемых к ним правительственных требований. Падавшее на них бремя обязательных служб и повинностей было очень велико. Помимо окладных платежей и постоянных "очередных" местных служб, на каждый посад сыпался непрерывный град экстренных сборов и - еще чаще - экстренных служебных посылок: по запросам различных учреждений каждый посад то и дело должен был рассылать во все концы выборных из своей среды лиц для исполнения поручений; нередко бывало, что все наличные служилоспособные члены посадской общины оказывались разобранными по разным местным и отъезжим службам. Неся столь тяжелое и часто непосильное бремя, посад XVIII века не подчинялся, однако, своей участи молчаливо и безропотно. Возложение на него каждой новой службы сопровождалось стоном, отливавшимся в форму "мирского челобитья". Эти челобитья почти никогда не достигали цели. Обыкновенно главный магистрат - сборный резервуар, куда стекались со всех сторон такие челобитья - отвечал на них дословным повторением предшествующего приказания с присоединением обещания жестокой кары за дальнейшее промедление. И все-таки посады неизменно противопоставляли настойчивому постоянству таких отказов столь же настойчивое постоянство своих челобитий. Челобитье об отмене службы, за которым неизбежно следовало выполнение этой самой службы, сделалось как бы нормальной составной частью обычного делопроизводства. Подобные "мирские челобитья", или "доношения", утвержденные на мирских посадских сходах, скрепленные подписями членов посадской общины и препровожденные в высшие инстанции от имени всей общины, содержали в себе не одну только просьбу о снятии с посада данной новой службы. То были просьбы, мотивированные обстоятельным перечислением всех местных тягостей и неустройств, развертывающие перед нами яркие картины посадского разорения. К основной просьбе об избавлении от новой службы присоединялся ряд других просьб, обнимавших собой разнообразные стороны посадского быта. Так как поводы к подаче таких просьб были весьма часты, а содержание посадских стремлений мало менялось, потому что посад намечал в них не столько временные нужды, сколько основные, коренные причины посадской тяготы, то непрерывающаяся практика таких челобитий создавала во многих местах как бы стереотипный, традиционный текст, который лишь с незначительными случайными вариациями и воспроизводился из года в год при подаче каждого нового челобитья. Почти у каждого посада всегда имелся наготове такой скорбный лист собственных недугов. Эти челобитья подавались в высшие учреждения в каждом отдельном случае или непосредственно самим "миром", т.е. земским старостой посада в форме протокола посадского схода, на котором земский староста председательствовал, или препровождение такого челобитья брал на себя местный магистрат, хотя опять-таки не иначе, как "с общего градских людей совета", т.е. по предварительном опросе посадского схода*. Из таких-то традиционных, освященных многолетней давностью текстов мирских челобитий выросли и городские наказы 1767 г. Без предварительного изучения посадских челобитий невозможно приступать к анализу городских депутатских наказов. Текстуальное родство тех и других не подлежит никакому сомнению. Вот почему наказы, как и челобитья, за самыми незначительными исключениями, носят, если можно так выразиться, оборонительный, а не наступательный характер. Сущность их содержания может быть сведена к следующим двум основным мотивам: а) к просьбам о количественном сокращении падавшего на посад тяглого бремени, об уменьшении или отмене тех или других посадских служб и б) к просьбам о принудительном урегулировании отношений между посадскими тяглецами и беломестцами-разночинцами, урегулировании на старом начале сословной специализации государственных тягл. Этот второй мотив тесно переплетался с первым. Борьба посада с внепосадскими элементами населения носила тот же оборонительный характер; посад не хотел делиться с этими элементами своим правом на торговлю и промыслы, так как он оплачивал это право специальным посадским тяглом; с другой стороны, посад противился возложению на него таких служб, которые не вытекали непосредственно из его торгово-промышленного характера, и требовал распространения таких служб и на прочие слои городского населения. Отсюда постоянное взаимное трение различных групп этого населения, постоянная перекрестная вражда, характеризовавшая внутреннюю жизнь тогдашнего города. Все это - те самые больные вопросы посадской жизни, которые во всех деталях разработаны обильной литературой посадских "мирских челобитий". Весьма вероятно, что по издании полных текстов всех городских наказов 1767 г. откроется возможность проследить в некоторых наказах воспроизведение целиком таких стереотипных челобитий. Теперь же, пользуясь текстами 40 изданных доселе** наказов городов Московской губернии, мы убеждаемся, во всяком случае, в том, что эти наказы, если и не являются простыми копиями таких челобитий, то все же самым тесным образом связаны с ними как по внешней форме, так и по внутреннему содержанию. ______________________

• Архив Министерства юстиции. Дела главного магистрата. Вязка VII. № 9. Л. 147-150.
  • Со времени написания настоящей статьи были напечатаны наказы городов и других губерний.

______________________ Предложенное сближение депутатских наказов 1767 г. с посадскими челобитьями может вызвать одно возражение. Знакомый и привычный акт обращения к правительству с письменным изложением местных нужд был обставлен на этот раз, в 1767 г., некоторыми новыми условиями, которые были несомненно чужды предшествующей практике посадских челобитий. Челобитья, о которых мы только что говорили, подавались от посада. Депутатские наказы 1767 г. должны были включить в себя просьбы не посада, но всего города. Понятие посада не покрывало собой понятия города. Посадская община была корпорацией торгово-промышленных тяглецов, доступ в которую был возможен для сторонних элементов лишь при условии вступления в посадское тягло, участия во всех общепосадских платежах и службах на основании уравнительной мирской раскладки. Как прекрасно было доказано проф. Дитятиным, в "обряде выборов" 1767 г. в первый раз лишь блеснула новая и совершенно чуждая как допетровской, так и петровской России идея о "градском обществе", как о такой корпорации, которая обнимает своим личным составом всех постоянных обывателей города, причем признаком городской оседлости было избрано владение домом в черте города. Соответственно с этим "обряд выборов" предначертывал как для выборов городского депутата, так, следовательно, и для содержания городского депутатского наказа всесословный характер. Для этой цели прежние посадские челобитья не годились. Они не только не могли послужить исходным пунктом для объединения различных слоев городского населения, но во многих своих частях представляли собой как раз орудие междоусобной борьбы, разъедавшей внутреннюю жизнь города... Спрашивается: каким образом при этом условии депутатские наказы могли оказаться в значительной своей части простым воспроизведением старых посадских челобитий? Прежде чем ответить на этот вопрос, мы считаем не лишним остановиться несколько на некоторых выраженных в специальной литературе взглядах, с точки зрения которых самая постановка такого вопроса должна быть признана излишней. Установленное проф. Дитятиным понимание "обряда выборов" 1767 г. в отношении к организации городского представительства встретило в литературе различные возражения. Основанные на недоразумениях, эти возражения не поколебали, на мой взгляд, выводов Дитятина. Но их нельзя обойти молчанием, так как они способны внести значительную путаницу в ясное понимание нашего вопроса. С одной стороны, проф. Сергеевич и проф. Латкин пытаются доказать вопреки мнению Дитятина, что "обряд" 1767 г. не становился в противоречие со старыми началами, не рассматривал городских депутатов как представителей всего города, в смысле территориальной единицы, не вводил для городов всесословного представительства, в котором должна была бы раствориться старая особность посада. Под "городскими обывателями по преимуществу" по-прежнему разумелись члены торгово-промышленной посадской общины; к городским выборам, так же как и к уездным, применен был сословный принцип. Доводы, на которых основывается это воззрение, не выдерживают критики. Разберем их. Прежде всего проф. Латкин ссылается на практику выборов и обращает внимание на подавляющее преобладание купеческих и мещанских подписей под городскими наказами. Замечая, что дворянские подписи совершенно блещут отсутствием под городскими наказами, г. Латкин заключает, что дворянство, за исключением столиц, не принимало участия в городском представительстве*. Против этого аргумента можно выставить двоякого рода возражения. Во-первых, в указаниях проф. Латкина заключается фактическая ошибка. После исследования г. Липинского, после обнародования документов, касающихся истории городских выборов в малороссийских городах, нет уже никакой возможности отрицать, что участие как дворянства, так и других внепосадских элементов городского населения в городских выборах представлялось необходимым и со стороны местной администрации, следившей за ходом выборов, и со стороны сената при поверке законности депутатских полномочий. Г-на Латкина не удовлетворяет приведенный г. Липинским пример города Венева, депутат которого не был утвержден сенатом только потому, что в его избрании участвовали одни купцы без прочих жителей города. Г-н Латкин полагает, что здесь под "прочими жителями" разумелись другие разряды торгово-промышленного же класса, как то фабриканты, заводчики, цеховые ремесленники и т.п., а не дворяне**. Однако, по утверждению г. Липинского, резолюция сената была вызвана как раз заявлением депутата о том, что в г. Веневе, кроме купцов, живут также и дворяне, подписей которых под наказом не оказалось. Мы не имели возможности проверить архивную цитату г. Липинского, но такой проверки не произвел и г. Латкин, конъектуру которого нельзя не признать поэтому совершенно произвольной. ______________________

• Латкин. Законодательные комиссии в России в XVIII столетии С. 203, прим. 2.
  • Там же. Прим. перед гл. I.

______________________ Впрочем, и помимо Венева у нас есть сведения и о других пунктах, где местная администрация настаивала таким же образом на участии дворян в городских выборах, опираясь на предписание "обряда". Так, в г. Прилуках присланный для наблюдения за выборами премьер-майор Стремоухов, "приглася к себе нескольких из лучшего пребывающего в городе шляхетства и присутствующих в полковой канцелярии старшин, объяснил им, что в манифесте и при оном приложенном обряде не одним мещанам, но всем в городе жительствующим велено избрать голову и депутата". Правда, шляхетство во многих местностях брезгливо сторонилось от участия в городских выборах, не желая смешиваться в одну толпу с посадскими "мужиками". Тем не менее ему приходилось обыкновенно уступать настояниям администрации. Мы видим участие шляхетства в городских выборах в Прилуках, Козельце, Лубнах, Полтаве и проч.* Но вопрос не ограничивается одним дворянством. Существовали и другие внепосадские элементы городского населения, участие которых в городских выборах точно так же лишало городское представительство специально посадской окраски. В той же статье г. Липинского приводится случай массирования выборов в г. Зарайске на том основании, что от выборов были устранены приказные служители, унтер-офицеры и солдаты, имеющие свои дворы. При вторичном баллотировании участвовали уже все городские жители без исключения**. Анализ текста городских наказов убеждает в том, что эти сторонние посаду городские обыватели далеко не в единичных случаях принимали участие в составлении наказов, и мы скоро увидим, в каких формах проявлялось это участие. ______________________

• Наказы малоросийским депутатам 1767 г. и акты о выборах депутатов в комиссию. Издание "Киевской Старины". С. 226-227, 253. 259-268, 285-286. Мы уже не говорим о двух столицах, где участие дворянства выразилось особенно широко.

Липинский. Указ. соч. С. 257. ______________________ Итак, практика выборов не на стороне проф. Латкина. Но мы думаем, что ссылка на практику выборов вообще не имеет в данном случае того значения, какое приписывает ей проф. Латкин. Вопрос заключается в том, какие принципиальные основания городского представительства установлены "обрядом выборов" 1767 г. Как бы ни были сбивчивы и спутаны постановления "обряда", ответ на этот вопрос может быть извлечен только из текста самого "обряда", а никак не из фактов его применения на практике, иначе мы допустим такое смешение права и факта, которое ничего не доказывает и которое является особенно неожиданным под пером писателя-юриста. Правда, проф. Латкин, следуя на этот раз проф. Сергеевичу, подкрепляет затем свое толкование и текстом самого "обряда". "Обряд, - говорит он, - устанавливает по одному депутату от каждого города, но в понятие города, как оно установлено законодательством Петра I, которое и действовало в момент выборов, высшее сословие не входило, потому-то городские выборы по смыслу "обряда" и не могли носить всесословного характера"*. Так ли это однако? "Обряд выборов" очень точно определил круг городских избирателей, и не нужно особой прозорливости, чтобы убедиться, как далеко разошлось это определение со смыслом прежнего законодательства. По занимающему нас вопросу в момент депутатских выборов 1767 г. действовало не законодательство Петра I, как утверждают проф. Сергеевич и проф. Латкин, а постановление "обряда", которое имело силу закона и шло вразрез с законодательством Петра I. Г-да Сергеевич и Латкин берут один третий пункт "положения", где сказано: "от жителей каждого города по одному депутату", но они игнорируют при этом то место "обряда" (литера Г, ст. 5), где как раз самым точным образом объяснено, кого именно разумеет "обряд" под "жителями города": это - все, имеющие или дом, или дом и торг, или дом и ремесло, или дом и промысел. Итак, уже одно владение домом в черте городской оседлости, независимо от принадлежности к торгово-промышленному классу, приобщало городского обывателя к числу избирателей. Это постановление, как совершенно справедливо полагали еще Дитятин и Липинский, расширяло понятие города далеко за пределы торгово-промышленной посадской общины. ______________________

• Латкин. Указ. соч. С. 203, прим. 2.

______________________ Но если, таким образом, проф. Сергеевич и проф. Латкин без достаточных оснований отказываются видеть в "обряде" 1767 г. выражение нового взгляда на городское общество, шедшего вразрез со старыми началами, то в статье г. Семенова* мы встретили противоположную крайность, в совершенно ином направлении отступающую от взглядов г. Дитятина и г. Липинского. Г-н Семенов полагает, что начало всесословного городского представительства не только было провозглашено "обрядом", но и нашло себе широкое признание и вполне подготовленную почву в стремлениях самого городского населения того времени. Мы думаем, что и этот взгляд противоречит очевидным фактам. Г-н Семенов убежден, что тенденция всесословности в строе городского управления ведет свое начало еще из старой, допетровской, Руси и вопреки законодательным опытам Петра доживает в сознании населения до половины XVIII века, когда екатерининские постановления помогают ей обнаружиться во всей широте и свободе. Что касается допетровской Руси, то в этом отношении выводы автора основываются исключительно на ошибочном представлении о "посаде" и о "посадских людях" Московского государства. Из многих мест статьи г. Семенова очевидно, что автор понимает термин "посадские" в смысле чисто территориальном, в смысле всей совокупности коренного городского населения без различия "чинов" и состояний. На этом основании он причисляет, например, к посадским даже ратных людей, имевших в городском Кремле "осадные" дворы**. Мы уже видели выше, как далек такой взгляд от подлинной действительности. "Посадские" - лишь один из тех "чинов", члены которых скучивались вместе в черте городской оседлости, но отнюдь не смешивались друг с другом. Не "начало всеобщности", о котором говорит г. Семенов, а рознь и взаимное отчуждение между посадом и внепосадскими элементами городского населения характеризуют жизнь старого русского города. Эта застарелая рознь сказалась и в момент созвания Екатерининской комиссии. Г-н Семенов тщательно собрал различные указания на проявление, как он выражается, "общегородских течений" в наказах от городов 1767 г. - течений, шедших якобы навстречу провозглашенному в "обряде" принципу всесословности городского представительства. Эти указания представляются нам опять-таки построенными на недоразумениях и натяжках. Если тульское купечество требует в своем наказе, чтобы фабриканты и заводчики были во всем подведомственны магистрату, если шуйское купечество просит о дозволении выбирать в гражданские службы также и раскольников, "чем бы все купечество имело пользоваться в равенстве всеобщественно", то ясно, что здесь мы имеем дело не с попыткой раздвинуть пределы посадской общины, включив в нее и внепосадские элементы, а со стремлением заградить выход из нее некоторым слоям посадского класса, которые подпали под действие специальных узаконений. Совершенно неосновательно усматривать проявление "общегородского течения" в просьбе переяславцев ежегодно избирать членов магистрата "обще со всего земского совету". "Земский совет" на языке актов XVIII в. - не общегородское собрание, а специальный посадский сход. Толкование Воротынского наказа, предложенное г. Семеновым, опять-таки не может быть принято, так как оно основано на усвоенном автором превратном понимании термина "посадские люди". Г-н Семенов указывает далее на то, что в городских наказах встречаются просьбы одинакового содержания как в интересах купцов, так и в интересах дворян и разночинцев. Совершенно верно. Но в этих случаях каждый чин испрашивает себе одну и ту же льготу не для всего города, а только для себя, и если эти однородные просьбы сталкиваются в одном и том же наказе, то это обстоятельство объясняется своеобразными техническими приемами составления общегородского наказа, к рассмотрению которых нам и предстоит скоро обратиться. Мы вовсе не намерены утверждать, что "общегородские течения", как выражается г. Семенов, были совершенно чужды русскому обществу того времени. Нет, они несомненно существовали и высказывались как личные мнения некоторыми отдельными лицами. Недаром же они были усвоены екатерининским законодательством. Их отголоски звучат кое-где и в депутатских прениях, в речах таких депутатов, как, например, кн. Щербатов, и в некоторых наказах, например, в таком исключительном наказе, как московский. Но мы считаем ошибочным видеть в этих течениях продукт предшествующей истории русского города и рассматривать их как общее стремление всего городского класса. ______________________

• Семенов Дм. Городское представительство в Екатерининскую эпоху. Русское Богатство. 1898. № 1.
  • Там же. С. 38; ср. с. 47.

______________________ Изложенные соображения побуждают нас вернуться к старым выводам Дитятина и Липинского. Для нас несомненно, что "обряд выборов" 1767 г. устанавливал принцип всесословного городского представительства, и в одинаковой степени несомненно, что, устанавливая этот принцип, "обряд" вступал в коллизию с историческими прецедентами.

II. Итак, перед нами остается во всей своей силе поставленный выше вопрос: каким образом всесословные депутатские наказы от городов могли вырасти из посадских мирских челобитий? Если задача письменного изложения своих нужд не была для посадских людей непривычной новостью, то бесспорной новостью являлась необходимость впервые заняться этим делом совместно с прочими слоями городского населения, выбрать с ними одного депутата и составить общий депутатский наказ. Рассматривая текст городских наказов 1767 г., мы убеждаемся, однако, что это осложнение нисколько не помешало на практике включить в новые всесословные наказы старые специально посадские мирские челобитья. Произошло то, что не раз случалось в нашей истории. Жизненная практика, так сказать, перемалывала реформаторские предначертания правительственных указов и регламентов. Постановления, которые, казалось, должны были открыть новую эру государственной жизни, нередко превращались в нарядные личины, под покровом которых продолжали последовательно развертываться старинные процессы народной жизни. Смелое и новое стушевывалось в практическом применении закона, а те стороны закона, которыми он соприкасался с исторической традицией, понимаемые односторонне и применяемые изолированно от общего смысла реформы, в значительной мере лишали всю реформу ее истинного значения. Так случилось и с "обрядом выборов". В некоторых, более редких, случаях на практике был допущен даже и с формальной стороны прямой обход закона. Игнорируя идею всесословности выборов, игнорируя постановление "обряда" о выборе от целого города одного депутата, некоторые города остались вполне верны старинному началу дробимости городского населения на ряд замкнутых в себе групп. Так, гор. Астрахань избрал в комиссию не одного, а пять депутатов, которые и были снабжены пятью самостоятельными наказами. Были попытки установить средний путь. Так, Нежин выбрал одного депутата, но этот депутат привез с собой пять отдельных и взаимно противоречивых по содержанию наказов; принцип всесословности был применен к депутатскому выбору, но не распространился на порядок выработки депутатского наказа. Большинство городов с формальной стороны в точности выполнило предписание "обряда": выбрало по одному депутату и составило по одному наказу. Но было бы крупной ошибкой предположить, что этим достигалось всесословное единение всех групп городского населения. Выработка общегородского наказа достигалась механической сшивкой в одну тетрадь с общей нумерацией статей нескольких самостоятельных наказов, составленных отдельно и обыкновенно проникнутых духом сословной вражды и розни. Иногда эта сшивка ясно отмечена даже внешним образом, статьи наказа разделяются на группы отдельными заголовками. Так, костромской наказ дробится на группы: 1) ст. 1-19 под общим заголовком "Купечество", 2) ст. 20-21 подзаголовком "Фабриканты", 3) ст. 22-23 под заголовком "Разночинцы". Точно так же в наказе от Углича встречаем следующие заголовки: ст. 1-12 - "От белого духовенства с причтом", ст. 13-44 - "Отуглицкого купечества", ст. 45-49 - "От содержателей фабрик", ст. 50-56 - "От городских приказных служителей и разночинцев", наконец, ст. 57-61 - "От ямщиков". Но и при отсутствии такой рубрикации нет никакого труда различить искусственно соединенные части общегородских наказов. Просмотрите серпуховский наказ. Там и при отсутствии специальных надписаний как нельзя отчетливее выделяется втиснутый между статьями посадского наказа специальный наказ от серпуховских слобод. Дробление шло и дальше. Тульская оружейная слобода составила свой наказ, особый от тульского наказа. Но среди его статей мы, в свою очередь, вскрываем особый наказ гончарной слободы. Гончарная слобода примыкала к оружейной: жители обеих слобод составляли одну группу "оружейного дела мастеровых людей". Но, примкнув к оружейной слободе при составлении наказа, жители гончарной слободы все же составили свою часть наказа самостоятельно. Составленные ими пять статей (35-39) представляют собой как бы отдельный вставной наказик, и по внешности отличающийся от остального текста: так все другие статьи этого наказа снабжены каждая своим заглавием, тогда как статьи 35-39, касающиеся нужд гончарной слободы, вставлены без всяких надписаний. Нет никакого сомнения, что все эти частные наказы вырабатывались обособленно и уже в готовом виде вносились в общий наказ. Перед 19-й статьей серпуховского наказа, излагающей заявления жителей Казенной слободы гор. Серпухова, есть помета: "От старосты Ивана Замошникова со всеми той слободы жителями". Ясно, что эта часть общего серпуховского наказа выработана на особом слободском сходе под председательством слободского старосты и уже в готовом виде сдана в местную редакционную пятичленную комиссию. Само содержание статей обнаруживает именно такой ход составления общего наказа враздробь, по тем отдельным группам, на которые распадалось городское население. В разных частях одного и того же наказа часто находим повторение одинаковых заявлений: естественный результат того, что каждая группа городского населения составила свои заявления особо, а не совместно. Сравни, например, статьи 19 и 3 серпуховского наказа, заключающие в себе дважды повторенную просьбу относительно облегчения постойной повинности: в статье 3 эта просьба заявлена от имени посадских, в статье 19 - от имени слобожан. Еще осязательнее другой признак: не менее часто различные статьи одного и того же наказа резко полемизируют друг с другом, выставляя требования, взаимно противоположные и выражающие антагонистические интересы различных групп городского населения. По всем этим признакам не трудно расшить каждый наказ на его первоначальные составные части. Гораздо труднее представить себе положение депутата, вооруженного таким пестрым и полным противоречий полномочием. Так извратился в практическом применении принцип всесословности, предписанный обрядом, как для выборов городского депутата, так и для выработки городского наказа. Совместность работы различных групп городского населения над выяснением общих нужд осуществилась буквально только на бумаге, в форме соединения в одну тетрадку предварительно выработанных особо пунктов*. Торжественно провозглашенное Екатериной объединение всего города в одно всесословное общество, и в переносном, и в прямом смысле оказалось сшитым белыми нитками. ______________________

• В веневском наказе находим любопытный намек на то, как привыкшие к замкнутости посадские общины далеки были от расширения понятия городского общества на все слои городского населения. Статьи наказа делятся на две группы. Первая озаглавлена: "Пункты о приказных служителях и военных служилых людях", а вторая - " Пункты, подлежащие до купечества, общественные".

______________________ Это-то обстоятельство и дало возможность посадским общинам, не смущаясь предписанным сотрудничеством чуждых им элементов городского населения, целиком пересадить в депутатские наказы свои старые посадские челобитья. Изложенные наблюдения приводят к тому заключению, что составление городских депутатских наказов 1767 г. осуществилось на почве старых, всем хорошо привычных и долго уже практиковавшихся приемов. Вот почему при составлении этих наказов городским обществам просто не было надобности прибегать к механическому заимствованию иногородних текстов. Материалы для составления самостоятельного наказа, проверенные самой жизнью, давно были готовы и лежали под рукой, в архиве местного магистрата, для немедленного представления по начальству по первой надобности. Теперь обратимся к самим инкриминируемым текстам и посмотрим, в каких формах выразилось сходство отдельных наказов. Прежде всего нельзя не заметить, что наряду с частым совпадением текстов наказов чрез литературу столь же резко проходит и другая отличительная черта: тесная связь каждого отдельного наказа с местными бытовыми условиями. В некоторых случаях эта связь устанавливается документально самим текстом наказа. Вот, например, боровский наказ. В нем всего пять статей. Это статьи, повторяющиеся во многих других наказах - об отмене банного сбора, о переложении на деньги рекрутской повинности, о посадском управлении. Не нужно, однако, долго вчитываться в боровский наказ, чтобы заметить, как несправедливо было бы заподозрить боровчан в механическом копировании чужих наказов. Заимствование было произведено, очевидно, на основании сознательной оценки местных боровских условий. В том же наказе находим сообщения о характерных и важных подробностях местной жизни. Наказ открывается подробной историей Боровского городского выгона с обстоятельным изложением поземельных споров города с окрестным населением, со ссылками на оправдательные документы. Далее идет не менее пространная повесть о получающихся для города отягощениях от постоя Тенгинского пехотного полка. В иных случаях эта тесная связь наказов с фактами текущей местной жизни даже переходит законные границы. В наказы попадают обрывки личных тяжб, и депутат по смыслу этих заявлений превращается из представителя общественных интересов в частного ходатая по делам. Так, например, в кашинском наказе среди ряда заявлений общего характера встречаем статью 30, все содержание которой исчерпывается просьбой двух ямщиков Неклюдовых об отписании их от углицкого яма и зачислении в кашинское купечество. Это один из тех вопросов, которые разрешались городовыми магистратами в порядке обычного делопроизводства и обыкновенно не восходили выше главного магистрата. Включение такого частного ходатайства в депутатский наказ свидетельствует, конечно, о недостаточной подготовке общества к различению законодательной нормы от административного распоряжения на основании существующих узаконений, но оно свидетельствует также и о том, что наказы вбирали в себя текущую местную жизнь со всеми ее мелкими перипетиями. Сличая наказы одной и той же редакции, мы даже и в совпадающих статьях наслеживаем иногда некоторые черты, документально указывающие на то, что заимствование чужегородного текста не всегда свидетельствовало об игнорировании местных условий. Вот перемышльский наказ. Он списан с воротынского. Некоторые статьи совпадают дословно, некоторые едва различаются большей или меньшей распространенностью отдельных фраз. Здесь легко заподозрить с первого взгляда механическое копирование. Но вот в статье 9 перемышльского наказа открываем драгоценную оговорку, бросающую совершенно иной свет на историю его выработки. Эта статья воспроизводит дословно заявление 4-й статьи воротынского наказа о необходимости дозволить профессиональным хлеботорговцам покупать в торговые дни хлеб на торгу в течение всего торга, тогда как по существующему порядку профессиональные хлеботорговцы могли приступать к сделкам лишь после полудня, когда закончат свои покупки "разного звания люди". Воспроизводя это заявление, перемышльский наказ обронил в пояснение, что в гор. Перемышле всего один торговый день на неделе, причем весь торг продолжается как раз только до полудня, так что профессиональные хлеботорговцы лишены всякой возможности когда бы то ни было производить на торгу необходимые закупки. Вот чисто местная особенность, заставившая составителей перемышльского наказа ухватиться за столь подходящую для них соответствующую статью наказа воротынского. Заимствование вызвано здесь самостоятельной оценкой местных условий. Возьмем еще пример: алексинский наказ, за исключением немногих статей, - воспроизведение тульского. 5-я статья тульского наказа касается одной своеобразной группы в составе тульского купечества: бывших тульских оружейников, сенатским указом переведенных в купечество, но положенных при этом в двойной оклад на том основании, что на первых порах по переводе в посад они были освобождены от гражданских служб и платежей за рекрутский набор. Наказ ходатайствует о снятии с них двойного оклада, так как с течением времени они совершенно сравнялись с прочим купечеством в несении платежей и служб и стали "обращаться по купеческому порядку". 5-я статья алексинского наказа содержит в себе точно такую же просьбу, причем совпадение статей обоих наказов прямо вызвано совпадением местных условий: в составе алексинского купечества тоже оказались группы, обложенные двойным окладом, бывшие казенные кузнецы, прежних служб служилые люди, дворцовые крестьяне, переведенные в купечество из разных слобод. Характерно, что эти случайные оговорки, указывающие на общность местных условий, встречаются как раз в таких наказах, тексты которых совпадают почти по всем статьям. Очевидно, мы вправе предполагать совпадение местных условий и при прочих статьях совпадающих наказов. Сознательный характер допущенных заимствований выразился и в том, что наряду с наказами-копиями мы встречаем и наказы-компиляции, собранные по кусочкам из различных других наказов с выбором из каждого статей, наиболее подходящих к местным условиям. Любопытен в этом отношении верейский наказ. В нем есть статьи, несомненно, местного происхождения (i, а, 12, 13), и наряду с этим мы находим в нем дословные заимствования из нескольких других наказов, например гжатского, малоярославского. Итак, в литературе наказов можно выделить, так сказать, стереотипные, странствующие статьи, которые включались в различные самостоятельные наказы. Я остановился на этих, быть может, несколько мелочных наблюдениях, так как они, думается мне, раскрывают некоторые черты в процессе составления наказов. Эти наблюдения приводят к двум выводам. Во-первых, составители наказов исходили прежде всего из местных потребностей и нужд. Во-вторых, посадские общества пользовались при составлении наказов широкой взаимопомощью, но эта взаимопомощь отнюдь не сводилась к механическому списыванию чужих текстов. Источник и характер этой взаимопомощи вскроется перед нами, если мы снова обратимся к условиям обыденной, будничной жизни посадских общин, в которой слагались и крепли основные особенности посадского быта. Только приняв во внимание эти подробности обыденного строя посадской жизни, мы получим возможность понять деятельность посадских общин и в торжественный момент созвания Екатерининской комиссии. Взаимное текстуальное сходство занимающих нас наказов унаследовано ими от тех же старых посадских мирских челобитий, которые легли в основу их текста. Стереотипные тексты этих челобитий сами отмечены такой же взаимной близостью, возникшей не на почве плагиата, а на почве исторически выработанного навыка к коллективному обсуждению посадских нужд представителями различных посадских общин. Здесь мы должны обратить внимание еще на одно любопытное явление посадской жизни, показывающее, что совместная разработка важнейших вопросов посадской жизни представителями различных посадов опять-таки была для посадов Екатерининской эпохи не новостью, а старинной и всем привычной "пошлиной". Я разумею междупосадские съезды. Делопроизводство магистратских учреждений XVIII столетия открывает немало данных о таких съездах и о программах их деятельности. Уже г. Латкиным были отмечены провинциальные съезды посадских представителей, имевшие место за шесть лет до Екатерининской комиссии для выборов депутатов в Елизаветинскую законодательную комиссию 1761 г. Сенатским указом 29 сентября 1761 г. было поставлено выслать в эту комиссию для слушания проекта нового уложения из каждой провинции по два дворянина и по одному купцу. Для выбора дворянских представителей указом прямо предписывалось созывать провинциальные избирательные дворянские съезды; относительно купеческих депутатов говорилось глухо: "Купцов же выбирать всему тех городов купечеству и выслать магистра там"*. Как видно из данных, опубликованных г. Латкиным, для выбора купеческих депутатов тоже были организованы избирательные съезды: в провинциальный город съезжались представители, выбранные посадскими общинами приписных городов и снабженные от своих избирателей специальными полномочиями. На таком провинциальном съезде и избирался затем депутат от всей провинции**. Съезды 1761 г. не были исключительным явлением. Магистратское делопроизводство полно указаний на то, что междупосадские съезды практиковались постоянно в течение XVIII столетия по инициативе самих магистратов. Мы встречаем среди них съезды погубернские, провинциальные и даже всероссийские. На этих-то съездах и вырабатывались нередко тексты мирских челобитий о нуждах посадского населения. Приведу примеры. В 1747 г. белогородский губернский магистрат разослал указы по все провинциальные и городовые магистраты Бело-городской губернии с предписанием, чтобы из всех тех магистратов и ратуш были высланы в Белгород по одному члену "для сочинения обще с белогородским магистратом к пользе купеческой некоторого мнения", т.е. для составления мирского челобития о посадских нуждах***. На созыв данного съезда не было издано какого-либо специального предписания со стороны сената или даже главного магистрата; при наличности такого предписания белогородский магистрат по правилам тогдашнего делопроизводства непременно привел бы его in extenso в начале своего указа. Ясно, что губернский белогородский магистрат действует в данном случае по собственной инициативе, опираясь на установленный практикой обычай. Образцы тех вопросов, которые были обсуждаемы на подобных съездах, довольно обстоятельно сгруппированы в другом деле. 23 февраля 1754 г псковский бургомистр Трубинский подал в псковский провинциальный магистрат любопытное предложение. "Довольно магистрату известно есть - говорилось в этом предложении - в какое от непорядочного в Пскове купечества произвождения и от нераспределения на гильдии и от необучения гуляк малолетних мастерству и от прочих непорядков... псковское купечество пришло в всекрайнее разорение и убожество, что едва ныне во всем Пскове можно ли обрести до пяти домов, имеющих свой хороший капитал". Как видно из того же доношения Трубинского, псковский магистрат уже ранее озабочивался всеми этими нестроениями и доносил о них главному магистрату не получая, однако, на свои доношения никакого ответа. Теперь Трубинский намечает следующий план действий: он предлагает просить у главного магистрата командировать в Псков авторитетное и особо уполномоченное лицо для проведения необходимых мероприятий, а между тем ко времени приезда этого лица отобрать у купцов письменные мнения о "добрых распорядках", которые желательно было бы ввести. Эти письменные мнения должны быть выработаны на сотенных сходах главных и средних купцов. Псковский магистрат составил и программу вопросов, подлежащих обсуждению посадского схода, - программу, разработанную очень подробно и серьезно. Она касалась: 1) реорганизации магистратского делопроизводства. Здесь предлагалось распределить различные категории дел между отдельными членами магистратского присутствия. Цель этого предложения заключалась, как видно, в желании дать толчок тем сторонам в деятельности магистрата, которые непосредственно соприкасались с внутренними интересами посадского общества и которые обыкновенно отступали на задний план перед выполнением различных казенных поручений. Теперь предлагалось, чтобы один из магистратских членов ведал специально "охранение купечества от обид и заботу об улучшении коммерции", другому надлежало иметь специальное "попечение" о мастеровых и цеховых людях, третьему предназначалась городская полиция и т.д. То же стремление направить заботы магистрата на внутренние нужды общества внушило и еще одно замечательное предложение: 1) предлагалось озаботиться, чтобы 18, 19, 20 и 21 главы магистратского регламента, трактующие о заведении на городские средства школ, госпиталей, сирепитательных домов и т.п., не оставались одной мертвой буквой, а переходили и в жизнь, и с этой целью проектировалось возбудить ходатайство о возвращении отобранных в казну приборных городских сборов; 2) точного регулирования посадского обложения: предполагалось установить для всех сборов государственных и гражданских непременные оклады; 3) законодательного нормирования прав и взаимных отношений различных слоев посадского населения: здесь предлагалось присвоить каждой гильдии право на торговлю лишь определенными товарами, предлагались меры к поддержанию низшего или "подлого" купечества против непосильной для него конкуренции как со стороны первостатейных купцов, так и со стороны торгующего крестьянства****.

_____________________

• Полгое собрание законов. Т. XV. № 11, 335.
  • Латкин. Указ. соч. С. 103, 106-107, 109, 111. Ср. приложения: с. 550-595.
    • Архив Министерства юстиции. Дела орловского магистрата. Вязка I. № 34.
      • Там же. Дела главного магистрата. Вязка XXXV, № 34.

______________________ Здесь не место входить в анализ этой любопытной программы, но и приведенные указания на ее содержание достаточно свидетельствуют о том, как широко и серьезно ставилось иногда на посадских сходах обсуждение желательных преобразований посадского быта. Любопытно отметить, между прочим, что в этой программе псковского магистрата, составленный за десять лет до созвания Екатерининской комиссии, мы встречаем некоторые идеи, повторяющиеся затем в знаменитом наказе города Архангельска*. Упомянутый наказ, как известно, резко выделяется среди прочих наказов систематичностью плана и литературностью изложения, что объясняется тем, что его составителем был известный своими литературными наклонностями Александр Фомин. Однако идеи, выраженные в наказе, не следует принимать исключительно за личное достояние автора. Поручив редактирование наказа местному литератору, посадское общество Архангельска не устранилось от участия в этой работе, и отмеченное только что сближение лишь подкрепляет и без того авторитетное свидетельство Крестинина об этом участии. Идеи, выраженные в архангельском наказе и отлитые здесь в более искусную форму, чем это делалось обычно, давно уже обращались в сознании посадского населения. ______________________

• Ср.: Латкин. Наказ города Архангельска. - Юридический Вестник. 1886. № 11.

______________________ Теперь мы можем яснее представить себе, какой смысл могло иметь выражение указа белгородского магистрата: "сочинение к пользе купеческой некоторого мнения". В Пскове выработка мирского челобитья о нуждах общественных вручается сходу псковского посада; белогородский магистрат организует для подобной же цели погубернский съезд представителей всех посадов данной губернии. Наряду с губернскими съездами мы встречаем документальные свидетельства о съездах провинциальных. Выбираем для примера на этот раз такой случай, когда созыв съезда был вызван специальным предписанием высшего установления. В 1739 г. возник вопрос о порядке содержания пробирного мастера Авилова, назначенного в Севскую провинцию. Монетная канцелярия затребовала общего мнения воеводских канцелярий и купечества Севской провинции о том, на какую сумму и на чей кошт можно было бы содержать этого мастера. В силу этого распоряжения в мае 1740 г. в Севск съехались купеческие депутаты, выбранные на этот случай от всех городов Севской провинции. Постановление съезда сводилось к тому, чтобы в течение двух лет - 1740 и 1741 гг. - содержать Авилова коштом всего купечества провинции, собирая на этот предмет с написанных в Севске и приписанных к Севску в городах в посады и в цехи по 1 коп., по 3/4 и 1/8 доли коп. с души; по прошествии же двух лет выдавать Авилову жалованье из собираемых им денег с клеймения золотых и серебряных товаров или из других неположенных в штат доходов по рассмотрению монетной канцелярии, смотря по его искусству. В течение двух лет постановление съезда, получившее утверждение, было приводимо в исполнение, но затем по указу сената этот вопрос вновь был подвергнут рассмотрению такого же провинциального съезда посадских депутатов. О работах этого второго съезда в нашем документе сведений не имеется*. Наконец, в XVIII столетии оказывались возможными и всероссийские съезды посадских депутатов. Я могу указать на один такой съезд, относящийся к первой четверти века, собиравшийся в Москве в связи с выработкой инструкции только что учрежденным тогда городовым магистратам и, если не ошибаюсь, до сих пор еще не отмеченный в литературе. Соловьев** и Дитятин*** подробно изложили нам историю введения магистратских учреждений на основании указов самого Петра и протоколов сената. Получилась яркая картина энергичных усилий правительства ускорить проведение реформы, разбивавшихся о неподатливый индифферентизм общества. В 1720 г., в феврале, учреждается главный магистрат, на обязанность которого возлагается "учинить форму правления магистратского" и прежде всего составить инструкцию городовым магистратам. Эта работа затянулась настолько, что еще в 1722 г. царь в исполненном негодования указе побуждает главный магистрат к ее окончанию в пятимесячный срок, грозя обер-президенту главного магистрата и его товарищу каторжной работой. И все-таки инструкция поспела не ранее, как к концу 1724 года! Названные ученые имели в своем распоряжении, как уже замечено, лишь побудительные указы царя, рисующие медлительность главного магистрата, но не объясняющие причин этой медлительности. Документы главного магистрата дают нам возможность выслушать и другую сторону, представляя в ином свете историю выработки инструкции городовым магистратам. Оказывается, что в то самое время, когда из Петербурга в Москву летели царские угрозы главному магистрату каторгой за его бездеятельность, главный магистрат не только не сидел, сложа руки, но по собственной инициативе дал всему делу новую постановку, не предусмотренную царем. Не в "канцелярской тиши" вырабатывал главный магистрат "регулы" для городовых магистратов, как предположил Дитятин. Царь требовал быстрого изготовления законопроекта обычным канцелярским порядком. А главный магистрат созвал в Москве Всероссийский съезд посадских депутатов, на обсуждение которого и был предложен проект инструкции, составленный в главном магистрате. Съезд был созван в августе 1722 г., но занятия его затянулись ввиду того, что депутаты, приступив к рассмотрению проекта, к различным исправлениям и добавлениям, сочли недостаточными свои полномочия и отказались дать свои заключения "без совету с ратушами и прочими гражданами своих городов". По требованию депутатов проект был разослан по городам, и так как ответы посадских обществ получались очень медленно, то главный магистрат и не мог своевременно внести инструкцию на апробацию сената****. ______________________

• Архив Министерства юстиции. Дела главного магистрата. Вязка XV, № 96.
  • Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т.XVIII, столб. 789. Изд. Товарищества общ. пользы.
    • Дитятин И.И. Устройство и управление городов в России. Т. I. 1875. С. 205-206.
      • Архив Министерства юстиции. Дела главного магистрата. Вязка IV. № 29.

______________________ Итак, съезды посадских депутатов собираются постоянно на пространстве всего столетия. Они созываются то по специальному предписанию высших установлений, то по собственной инициативе местных магистратов. В первом случае они вырабатывают свои заключения по запросам высших правительственных мест, во втором случае предметом их деятельности является совместное составление челобитий о мирских нуждах. Резюмируем предшествующее изложение. Текстуальное сходство многих городских наказов 1767 г. объясняется в значительной мере текстуальным сходством их источника - мирских посадских челобитий, которое, в свою очередь, образовалось не на почве плагиата, а на почве совместной разработки насущных вопросов посадской жизни представителями различных посадских общин. Этот вывод может содействовать поднятию в наших глазах ценности городских наказов 1767 г. как исторического источника. Близость их текстов свидетельствует лишь о тесной общности основных нужд всех посадских общин того времени. Отразив на себе некоторые индивидуальные особенности отдельных посадов, эти наказы в еще большей мере выразили общие нужды и стремления всей тогдашней торгово-промышленной России.

Опубликовано в сборнике: Кизеветтер А.А. Исторические очерки. М., 1912. Кизеветтер Александр Александрович (1866 - 1933) - историк, публицист, профессор Московского университета и член ЦК партии кадетов. В 1922 г. эмигрировал в Прагу..

См. также др. публикацию: Кизеветтер,А.А. Происхождение городских депутатских наказов в екатерининскую комиссию 1767г. [Текст] / А. А. Кизеветтер // Русское богатство. — 1898. — №11. — С. 32 — 57.

КиберЛенинка: https://cyberleninka.ru/article/n/komissiya-dlya-sochineniya-proekta-novogo-ulozheniya-1767-1768-gg-v-dorevolyutsionnoy-otechestvennoy-istoriografii

http://dugward.ru/library/kizevetter/kizevetter_proishojdenie_gorodskih_deputatskih.html