Плотников А.Б. - Политические проекты Н.И. Панина. №7.
Материал из Проект Дворяне - Вики
А. Б. Плотников. Политические проекты Н. И. Панина
В "Обозрении проявлений политической жизни в России" декабриста М. А. Фонвизина содержится воспроизводимый им по семейным воспоминаниям рассказ о якобы имевшем место в 1773 или 1774г. неудавшемся заговоре графа Н. И. Панина, первоприсутствующего члена Коллегии иностранных дел, с целью свержения Екатерины II и возведения на престол великого князя Павла Петровича. Власть нового императора должна была быть ограничена конституционным актом ("твердыми аристократическими институциями"). Замысел предусматривал: 1) превращение Сената в законодательный орган, состоящий из лиц, назначаемых монархом, и выборных представителей дворянских собраний; 2) наделение дворянских собраний правом законодательной инициативы и выбора местной администрации; 3) сокращение полномочий императора (утверждение и обнародование законов, принимаемых Сенатом, осуществление исполнительных функций); 4) упоминалось и о необходимости постепенной отмены крепостного права. Павел "согласился принять предложенную ему Паниным конституцию, утвердил ее своей подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие". Проект "конституции" был написан "под руководством графа Панина" одним из его секретарей - Д. И. Фонвизиным, дядей декабриста. Участниками заговора, по М. А. Фонвизину, являлись генералы П. И. Панин (младший брат Никиты Ивановича Панина), Н. В. Репнин, Е. Р. Дашкова, первая жена Павла великая княгиня Наталья Алексеевна, а также "многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров". Переворот не удался из-за предательства другого секретаря Н. И. Панина, П. В. Бакунина. Павел был вызван к Екатерине II, которая "гневно упрекала ему его участие в замыслах против нее". Великий князь "испугался, принес матери повинную и список всех заговорщиков". Екатерина II взяла список и, не взглянув в него, "бросила бумагу в огонь". "Я не хочу знать, кто эти несчастные",- сказала императрица ("она знала всех по доносу... Бакунина"), "Из заговорщиков никто, однако, не погиб: Екатерина никого не преследовала". "Единственною жертвою" этих событий стала Наталья Алексеевна: "полагали, что ее отравили или извели другим способом" (1).
Достоверность сообщения Фонвизина была поставлена под сомнение еще в XIX веке. Д. Ф. Кобеко. Н. Д. Чечулин, Н. К. Шильдер, а в советское время - К. В. Пигарев, решительно отказывались доверять ему (2). Чечулин
Плотников Алексей Борисович - кандидат исторических наук.
стр. 74
и Пигарев, подробно проанализировав фактические ошибки в сведениях об участниках заговора, показали, что в начале 1770-х годов перечисленные лица не могли находиться в Петербурге одновременно; не была насильственной и смерть Натальи Алексеевны, скончавшейся при родах в 1776 году. В то же время, Кобеко и Чечулин пришли к заключению, что в рассказе декабриста могли своеобразно отразиться события 1772- 1773 гг., связанные с провокационными действиями голштинского и русского дипломата К. Сальдерна, участвовавшего в придворной борьбе на стороне враждебной Панину "партии" Орловых - Чернышевых. Внешняя картина интриги, хорошо известная по переписке прусского посланника в России Сольмса, действительно напоминает некоторые факты, изложенные в "Обозрении". Так, Сальдерн (подчиненный Панину по службе) якобы предлагал своему начальнику, тогда еще занимавшему также пост обер-гофмейстера (воспитателя) при Павле Петровиче, провозгласить великого князя "императором и сорегентом" по достижении им совершеннолетия. Имели место слухи о существовании какого- то документа за подписью Павла, в котором великий князь обещал "во всем" слушаться советов Сальдерна и который мог быть использован для "составления заговора". Однако, по сведениям Сольмса, Панин добился откровенного признания Павла и отобрал "бумагу" у Сальдерна. Великий князь, в свою очередь, обещал без совета с Паниным никому не рассказывать о предложениях голштинца. Тем не менее, в начале 1774г. Павел по собственной инициативе (вроде бы, опасаясь возвращения Сальдерна в Россию) сообщил обо всем Екатерине П. Императрица была "удивлена в высшей степени" и вызвала к себе Панина, с которым "имела очень подробное объяснение по этому предмету" (3).
Уже в наше время Н. Я. Эйдельман настойчиво пытался найти косвенные подтверждения реальности "какой-то интриги в пользу Павла с участием Паниных и Фонвизина"(4). Кроме истории с Сальдерном он акцентировал внимание на роли, сыгранной в заговоре 1770-х годов Бакуниным. Эйдельман обратился к тексту "Жизни графа Никиты Ивановича Панина" Д. И. Фонвизина, напечатанному П. П. Бекетовым по рукописи неизвестного происхождения, отличавшейся от публикаций, сделанных при жизни автора (5). В бекетовском тексте после упоминания о том, что Панин из 9 тыс. душ, пожалованных ему Екатериной II, подарил 4 тыс. трем своим секретарям, следует фраза: "Третий заплатил ему (Н. И. Панину - А. П.) за все благодеяния всею чернотою души, какая может возмутить душу людей честных" (6). Известно, что указанные души Н. И. Панин получил 29 сентября 1773 г. в связи с окончанием его обязанностей обер-гофмейстера при Павле Петровиче(7). Факт дарения секретарям, как совершившийся "только что", подтверждает в своей депеше 24 января (4 февраля) 1774 г. Сольмс (8). В то же время, документы, опубликованные Н. И. Григоровичем, свидетельствуя, что Бакунин в определенный момент придворной борьбы действительно изменил Панину, позволяют достаточно уверенно отнести факт измены не к середине 1770-х, а к началу 1780-х годов, и связать его с рассмотрением вопроса об окончательной отставке Панина, объявленной в сентябре 1781 года (9). Современный исследователь А. В. Гаврюшкин также согласен с такой датировкой (10). Наконец, у Эйдельмана читаем: "Г. П. Макогоненко опубликовал письмо Д. И. Фонвизина, переславшего в 1778 г. Петру Ивановичу Панину, брату министра, "одну часть моих мнений, которые мною самим сделаны в 1774 г." По дате "мнения" близки ко времени заговора и, возможно, относятся к тем проектам реформ, которые с тем заговором связаны". Эйдельман ссылается на монографию Макогоненко (11). В действительности же на с. 197-198 указанной работы говорится: "В 1778 г. между Павлом и Петром Паниным ...шла оживленная переписка, в которой обсуждались важные политические вопросы... Любопытно, что к этому же времени относится и присылка Павлом различных своих "мнений" к Петру Панину. В письме от 11 октября 1778 г. он писал: "При сем посылаю вам одну часть моих мнений, которые мною самим сделаны еще в 1774 г." К Петру Панину посылались главным образом мнения по вопросам военных реформ".
стр. 75
В 1907 г. Е. С. Шумигорский опубликовал обнаруженные им (в копиях) 6 политических документов, представляющих собой послание П. И. Панина Павлу Петровичу ко дню его вступления на престол. Пять записок принадлежали перу Панина и были датированы 1784 годом. Шестым оказалось "Рассуждение о непременных государственных законах" Фонвизина. Панин прямо указывает, что его старший брат "поставил... долгом своим примыслить... форму государственного правления и фундаментальные законы", но смерть "не допустила покойного довершить сего намерения". Структурной основой проекта должно было стать "рассуждение", которое сочинялось Фонвизиным "из преподаваемых словесных только покойным назнаменований", так как Н. И. Панин после отъезда Павла Петровича за границу (осень 1781 г.) "лишился возможности употреблять собственную свою руку на долгое писание, да и голова его перестала уже выносить долгую тиктатуру" (диктовку - А. 77.). Со своей стороны, П. И. Панин взял на себя труд составить "прибавление о всем том, на что мнилось иметь полезным... фундаментальные права" (12). Текст "Рассуждения" уже был известен по несовершенной (на основе списка) публикации А. И. Герцена в "Историческом сборнике Вольной русской типографии" (Лондон, 1861; Кн. 2) под заголовком "О праве государственном, Фонвизина". Герцен сопроводил сборник предисловием, в котором привел сообщение М. А. Фонвизина о заговоре (13). Говоря о конституционном акте 1770-х годов, декабрист упомянул, что он располагал "введением, или предисловием" Д. И. Фонвизина к этому документу, приведя по памяти даже цитату из него. После публикации Герцена не могло быть никаких сомнений, что "введением" является сочинение Д. И. Фонвизина "О праве государственном". Однако уже Шильдер, считавший заговор "мнимым", уверенно (видимо, имея на то основания) относил появление "Рассуждения" к более позднему времени (14).
В результате исследования, проведенного М. М. Сафоновым, панинская "конституция" стала обретать вполне конкретные формы (15). В отличие от Шумигорского, Сафонов располагал подлинниками документов из послания П. И. Панина. Проанализировав известные списки "Рассуждения", Сафонов пришел к выводу, что окончательному варианту, переданному Д. И. Фонвизиным П. И. Панину, предшествовал другой, более ранний. Авторская рукопись этой ранней редакции, согласно сообщению М. А. Фонвизина, была "вверена" Д. И. Фонвизиным своему брату П. И. Фонвизину вместе с копией "конституционного акта". В 1792г., ожидая полицейского обыска, П. И. Фонвизин уничтожил список "конституции", однако рукопись Д. И. Фонвизина продолжала сохраняться, пока не была утрачена М. А. Фонвизиным. В 1818 г. с нее успел получить копию купец П. Е. Котельников. Список Котельникова (помимо исключенного позднее текстуального фрагмента) имеет лакуну в том месте, где Д. И. Фонвизин говорит о прилагаемом проекте фундаментальных законов. В авторской рукописи "Рассуждения" в послании П. И. Панина фраза о проекте сохранена, но лакуна отсутствует. Еще В. И. Семевский в связи с находкой Шумигорского обратил внимание на полное несоответствие между весьма скромными предложениями П. И. Панина и содержанием "конституции" в изложении М. А. Фонвизина. Отсюда он сделал предположение, что Д. И. Фонвизин, составив свой проект фундаментальных законов, посчитал его преждевременным и не послал П. И. Панину, но приложил к рукописи, отданной на хранение П. И. Фонвизину (16). Сафонов рассматривал факт исключения существовавшей прежде лакуны как аргумент в пользу того, что Д. И. Фонвизин отправил рукопись "Рассуждения" именно вместе с проектом. Однако П. И. Панин, по его мнению, посчитал проект слишком радикальным и не включил в свое послание Павлу Петровичу. В качестве косвенного подтверждения предполагаемой близости проекта Д. И. Фонвизина к "конституции" Сафонов приводит содержание частично опубликованных им двух взаимосвязанных между собой политических записок Павла, относящихся к 1780-м годам, где идет речь об обсуждении Н. И. Паниным и великим князем возможности создания хотя и не законодательного, но выборного (на основе дворянских собраний) Сената (17).
стр. 76
Ошибка Семевского и Сафонова состоит, с нашей точки зрения, в том, что они принимали сообщение М. А. Фонвизина о "конституции" за изложение содержания реально существовавшего документа и не обратили должного внимания на проект фундаментальных законов, составленный П. И. Паниным. Это тем более странно для Сафонова, так как он (в отличие от Семевского) имел в своем распоряжении записки Павла Петровича и мог провести комплексный анализ всего известного круга документов, вышедших из "лагеря" Паниных в 1780-х годах.
История послания П. И. Панина представляется следующим образом. Д. И. Фонвизин вообще не составлял никакого дополнения к "Рассуждению". Работая над первой редакцией, он оставил лакуну, так как не исключено, что именно такую структуру документа предложил сам Н. И. Панин. С уходом последнего из жизни работу над необходимыми набросками взял на себя его младший брат. Возможно, главную роль здесь сыграла причина чисто иерархического порядка- писать политические проекты более "по чину" было все-таки П. И. Панину. На основании показаний Котельникова, данных в связи с изъятием у него в 1826г. копии "Рассуждения", известно, что Д. И. Фонвизин передал подлинники послания П. И. Панина в "запечатанном конверте" на хранение в семью петербургского губернского прокурора Пузыревского, вдова которого позднее вручила их Павлу I. Таким образом, либо П. И. Панин сам направил эти документы Д. И. Фонвизину (как считал Семевский), либо они попали к нему после смерти скончавшегося в 1789 г. генерала (как предполагал Пигарев) (18). Д. И. Фонвизин, в свою очередь, снял копии с записок П. И. Панина. Именно они хранились вместе с рукописью первой редакции "Рассуждения" и были уничтожены в 1792 году. Вряд ли возможно установить происхождение панинской "конституции" в передаче М. А. Фонвизина. Картина конституционной монархии в ней явно близка к политическим представлениям времени декабристов. Возможно, что именно так им виделись взгляды тех, кого дворянские революционеры считали своими предшественниками.
Политические проекты Н. И. Панина не исчерпываются записками 1780-х годов. В 1871 г. Русским историческим обществом был опубликован принадлежащий Н. И. Панину проект создания Императорского совета, поданный Екатерине II в 1762 году (19). Этот документ имеет свою историографию. С. М. Соловьев усматривал в нем бесполезную с точки зрения государственных интересов попытку давления на Екатерину II с целью урезать ее власть. В. О. Ключевский, делая акцент на том, что проект был составлен по поручению самой Екатерины П, увидел в нем прежде всего стремление к совершенствованию механизма государственного управления, что, в свою очередь, логически подразумевало некоторое "сдерживание" императорской власти. Г. В. Плеханов и М. Н. Покровский согласно подчеркивали несоответствие при Екатерине П самой идеи политической реформы классовым интересам дворян-крепостников, но оценивали проект 1762г. по-разному: если Покровский видел в нем "олигархические тенденции" как акт произвола по отношению к "дворянской массе", то Плеханов считал, что это была попытка "части европеизованного служилого сословия" ввести самодержавие в "известные границы". В советское время Н. П. Ерошкин, В. А. Петрова, П. Г. Паламарчук видели в нем пример олигархических притязаний знати, противоречивших укрепляющемуся абсолютизму, хотя признавали, что он отразил некоторые потребности развития государственного аппарата. Ю. В. Готье, Ф. И. Лаппо и Б. Б. Кафенгауз, Н. Б. Голикова и Л. Г. Кислятина, О. А. Омельченко, А. Б. Каменский, Гаврюшкин придерживались взгляда на проект как на явление, обусловленное потребностями функционирования абсолютной монархии, отмечая присутствующие в нем элементы некоторого ограничения самодержавной власти. Западные исследователи М. Раев и Д. Рэнсел считают наиболее существенной чертой проекта разграничение законодательной и исполнительной функций между Императорским советом и Сенатом (20).
В манифесте 6 июля 1762г. только что вступившая на престол Екатерина II торжественно пообещала осуществить глубокую реформу
стр. 77
государственного аппарата (21). Составить проект преобразования его высшего звена было поручено (что следует из представленного документа) Н. И. Панину, сыгравшему одну из ключевых ролей в дворцовом перевороте, приведшем Екатерину к власти. Комплексная реформа, предложенная Паниным, заключалась в создании Императорского совета, преобразовании Сената, изменении положения генерал-прокурора и основывалась на указах Петра III 18 мая и 1 июня 1762 г., которые распределяли законотворческую и исполнительную функции между высшим совещательным органом и Сенатом (22).
Императорский совет, который планировался как вполне обычное бюрократическое учреждение, должен был состоять из 6-8 сановников (некоторые - с отраслевой специализацией), назначаемых императрицей, и работать исключительно под ее непосредственным руководством. В совете предполагалось сосредоточить всю законодательную деятельность, однако он (в отличие от Верховного тайного совета и в целом повторившего его путь Кабинета Анны Ивановны и Ивана Антоновича) не являлся структурной частью государственного аппарата и в этом смысле не был отделим от монарха. Такое противоречивое положение требовало поддержки снизу.
Поэтому Сенат, как центр сосредоточения высшего управления, получал право "представлять" (то есть возражать) на решения монарха (принимаемые в Императорском совете) в случае, если их исполнение может "касаться или утеснять... государственные законы или народа... благосостояние". Эта идея возникла у Н. И. Панина, видимо, как результат логического переосмысления норм, введенных Петром I, и, скорее всего, положений концепции "монархического правления" Ш. Монтескье. Генеральный регламент 1720 г. установил подобную процедуру в качестве обязанности коллегий по отношению к Сенату; указ 17 апреля 1722г. требовал от Сената, в случае обнаружения им в процессе своей деятельности пробелов в законодательстве, выработки совместно с коллегиями конкретных предложений для подачи императору; Монтескье считал, что наличие "основных законов", отличающее монархию от деспотии, предполагает существование учреждения, которое бы их охраняло, то есть обнародовало бы вновь изданные законы и "напоминало" бы об уже существующих (23). Сенат должен был быть разделен на 6 департаментов с относительно постоянным кругом вопросов; решение дел в них предполагалось единогласным. В случае невозможности его достичь дело передавалось на рассмотрение общего собрания Сената, где оно решалось по большинству голосов, что снижало степень зависимости от высшей власти. Обнаружение пробела в законодательстве влекло за собой обращение к императрице, означавшее задействование Императорского совета. Панин существенно снижал политическую значимость генерал-прокурора, ограничив его функции контролем за соблюдением порядка производства дел и законности в Сенате; включение его в состав Императорского совета не предусматривалось.
Проект 1762г. приоткрывает завесу над содержанием предшествовавшего ему еще одного политического начинания Панина. Современники (Дашкова, Екатерина II, К. Рюльер) свидетельствуют, что Панин в ходе подготовки дворцовой "революции" высказывался за возведение на престол Павла Петровича и установление регентского правления его матери(24). Проект 1762г. в некоторой степени позволяет сделать предположение, что наиболее желательным для Н. И. Панина политическим результатом свержения Петра III могло быть восстановление государственного устройства, существовавшего с 28 января по 25 ноября 1741 года. Характеризуя высшие учреждения недавнего прошлого, Панин положительно оценивает Кабинет министров, причем особо выделяет в его истории время регентства Анны Леопольдовны. Именно тогда, по мнению Н. И. Панина, Кабинет принял "такую форму", которая могла "произвесть государево общее обо всем попечение" (25).
Речь здесь идет, вне всякого сомнения, об указе 28 января 1741 г., окончательно закрепившем место Кабинета в системе регентского правления. Получив специализацию по отдельному кругу вопросов и право решать
стр. 78
их единолично, кабинет-министры должны были находиться в постоянном контакте друг с другом, а в случае необходимости собираться на общее заседание; решение Кабинета утверждалось регентшей, пределы власти которой, в свою очередь, определялись манифестами 17 октября и 9 ноября 1740 года (26). Проблема регентства, видимо, продолжала волновать Панина и после воцарения Екатерины II. В 1764 г. С. А. Порошин отметил его интерес к правлению царевны Софьи Алексеевны, а в 1766 г. Панин даже запросил архивные материалы на предмет выяснения ее официального политического статуса (27).
К концу августа 1762г. проект Панина, скорее всего, был уже готов. Чечулин выяснил, что окончательному варианту предшествовали два черновика с пометами Екатерины II, свидетельствующие о внимательном изучении ею панинских рукописей и одобрении содержания проекта (28). Первоначально Екатерина II предполагала включить в подготавливаемый ею оправдательный манифест А. П. Бестужеву-Рюмину пункт о назначении его "первым императорским советником и первым членом нового, учреждаемого при дворе нашем, императорского совета", однако в официальный текст этого акта, утвержденный 31 августа 1762г., указанное положение не вошло (29). На следующий день, 1 сентября, императрица выехала в Москву на коронацию. К проекту Н. И. Панина она вернулась лишь в середине декабря, решившись, наконец, его утвердить (30). 28 декабря проект был подписан, но обнародование вновь не состоялось. В январе и начале февраля 1763 г. панинский документ оказался предметом острых споров среди ближайшего окружения императрицы, так как в нем очень быстро обнаружили слабое место- ряд положений, ущемляющих самодержавную власть (придание совету конкретного статуса, связанного с выполнением государственных полномочий; сенатское право "представления")(31). В конце концов, Екатерина II надорвала свою подпись и к идее политической реформы более никогда не возвращалась. Однако некоторые предложения Н. И. Панина были все же учтены при преобразовании структуры Сената, осуществленном 15 декабря 1763 года(32).
Как уже известно, в начале 1780-х годов Н. И. Панин и его единомышленники приступили к работе над новым проектом. Время создания "Рассуждения о непременных государственных законах" не поддается точной датировке. Пигарев отнес его появление к концу 1782 - началу 1783 гг., не имея при этом никаких иных указаний, кроме сведений, сообщенных П. И. Паниным (33). Недавно Г. А. Лихоткин высказал предположение, что "Рассуждение" могло быть написано летом 1784г., накануне отъезда Д. И. Фонвизина за границу. По мнению Лихоткина, непосредственным импульсом к составлению всех 6 документов послания П. И. Панина Павлу Петровичу послужила напряженная обстановка, сложившаяся при дворе после смерти 25 июня 1784г. фаворита Екатерины П А. Д. Ланского. Логика рассуждений Лихоткина вызывает много вопросов. Главное, что ему удалось сделать, это найти авторскую рукопись единственной из записок П. И. Панина, которой не располагал Сафонов, хотя и знал о ее существовании. В отличие от копии, опубликованной Шумигорским, подлинник датирован 1785 г. (без каких-либо других уточнений)(34). Судя по датам под другими записками П. И. Панина, он работал над ними с сентября 1784 года. Установив, что завершение их составления относится к 1785 г., Лихоткин, однако, не попытался определить верхнюю границу этого срока. Содержание записок П. И. Панина таково, что он не мог не упомянуть Жалованных грамот 1785г., если бы они к этому времени были изданы. Таким образом, П. И. Падин закончил работу в любом случае не позднее апреля 1785 года. Скорее же всего, это произошло в самом начале года, так как ближайший взаимосвязанный документ датирован декабрем 1784 года.
Выше уже говорилось о двух записках Павла, введенных в научный оборот Сафоновым. Первая из них имеет авторское заглавие "Разсуждения вечера 28 марта 1783". Сафонов привел убедительные аргументы в пользу того, что она представляет собой сделанный тогда же конспект последней беседы великого князя с бывшим наставником, скончавшимся через два дня
стр. 79
после этой встречи (35). Другая записка не озаглавлена и не датирована. Однако в ее содержании можно найти некоторые косвенные указания, позволяющие определить время, когда она была составлена. Говоря о Сенате, Павел отмечает, что тот "не отделен от... многих... департаментов как то от камерного, от финанц и от берг вместе с приходом и расходом денежным" (36). 15 февраля 1781 г. получили окончательное оформление "учрежденные при Сенате четыре Экспедиции о государственных доходах, расходах, счетах и недоимках"; 23 мая 1783 г. как часть этой структуры была создана Экспедиция для горных дел, заменившая упраздненную в январе Берг-коллегию (37). Таким образом, записка Павла не могла быть написана ранее 23 мая 1783 года. Великий князь упоминает также о губернских "нынешних учрежденных... съездах" дворян (38). Губернские дворянские собрания были официально разрешены еще 25 ноября 1778 года(39). Поэтому речь здесь может идти, скорее всего, об "учреждении" согласно Жалованной грамоте дворянству 1785 года. Так как послание П. И. Панина и записки Павла характеризуются общностью подхода к решению вопроса о политическом устройстве и хронологической близостью написания, то есть основание предположить, что разрыв между посланием и второй запиской, разделяемых, таким образом, моментом обнародования Жалованных грамот, не был длительным.
Гипотеза Лихоткина о влиянии последствий смерти Ланского на творческую активность П. И. Панина и Д. И. Фонвизина совершенно не объясняет причин возникновения самой идеи нового проекта именно к началу 1780-х годов. Казалось бы, ничто не мешало Н. И. Панину подумать об этом раньше, когда состояние его здоровья не ухудшалось столь катастрофически. Ответ может быть только один - начавшаяся реформа местного управления (1775-1785 гг.), которую необходимо было логически завершить преобразованием верхнего звена государственного аппарата. Как известно, правительство Екатерины II пошло по пути ликвидации коллегий, передачи их функций местным органам, сосредоточения управления отдельными отраслями в подразделениях Сената, а всего внутреннего управления- в руках генерал-прокурора. Однако эти изменения проблему до конца не решали.
Разработке новой реформы был посвящен принадлежащий Екатерине II комплекс документов середины 1780-х- начала 1790-х годов, известный по публикациям Н. М. Коркунова и Омельченко (40). Главным для императрицы оставалась незыблемость самодержавия. Ее проекты не предполагали каких- либо изменений в положении Сената и генерал-прокурора. Сенат должен был быть разделен на 4 департамента, которые завершали систему созданных на местах губернских и наместнических правлений, судебных и казенных палат. Центральное судебное учреждение - Главная Расправная палата - формировалась с участием новых сословных органов. Основу проектов Екатерины II составлял законодательный механизм, в котором определяющая, властная роль отводилась самодержцу, а перечисленные выше органы могли в зависимости от его воли привлекаться для выполнения чисто вспомогательных- совещательной и технической- функций. При этом императрица была готова признать за общим собранием Сената даже право на единогласно принятое однократное "представление" в случае, если закон, исходящий непосредственно от монарха, "в чем неудобен усмотрится". Однако "подтверждение от самодержавной власти" влекло за собой уже "непременное и безмолвное исполнение".
Панины и Павел Петрович в первой половине 1780-х годов предлагали иной вариант этой же реформы. По их мнению, выборный Сенат, формируемый на основе дворянских собраний, должен был стать высшим судебным учреждением, а также осуществлять контроль за соблюдением законов в стране. Непосредственное же управлениие сосредоточивалось в "министерском" ("государевом") совете, состоящем из чиновников, возглавляющих отдельные отрасли. За Сенатом закреплялось право "представления" (правда, как и в проекте 1762 г., отсутствовала его регламентация). "Министерскому" совету передавалась важнейшая функция личной императорской
стр. 80
канцелярии - прием корреспонденции по вопросам управления. Генерал- прокурор на этот раз полностью лишался прямого доступа к монарху и становился подчиненным "канцлера юстиции", "министра", возглавляющего судебную систему. Хотя ни в послании П. И. Панина, ни в записках Павла Петровича, естественно, ничего не говорится об упоминавшейся М. А. Фонвизиным "необходимости постепенного освобождения крепостных крестьян и дворовых людей", тем не менее, крестьянский вопрос все же не был обойден П. И. Паниным. В качестве объекта будущей законодательной регламентации у него выделен именно тот круг проблем, в рамках которого, начиная с 1760-х годов, русская общественная мысль искала пути смягчения крепостничества (необходимость четкого определения объема власти помещиков и собственнических прав крестьян) (41).
Документы 1780-х годов, вышедшие из "лагеря" Паниных, к сожалению, не представляют собой целостного проекта. В послании П. И. Панина присутствует лишь очень лаконичный набросок политического устройства, а в записках Павла скрупулезно (даже в двух вариантах) рассмотрено формирование и структура реформированного Сената. В обеих записках великого князя его рассуждения обрываются там, где он подходит к вопросу о "государевом" совете. Видимо, этот момент для Павла был наиболее болезненным, поскольку персонификация отраслевого управления в лице "министров" ("шефов") означала, что монарх должен был иметь дело с совещательным органом, хотя формально его и не ограничивающим, но представляющим собой узкий круг чрезвычайно информированных и влиятельных высших чиновников. Не считаться с мнением такого совета (при сокращении в его пользу функций императорской канцелярии, контроле за законодательной деятельностью со стороны Сената и наличии "фундаментальных" законов) императору было бы трудно. В своих более поздних записках (с конца 1780-х годов) Павел явно стремился совместить идею совета с сохранением в неприкосновенности самодержавной власти, пока, наконец, не отказался от самого главного - сосредоточения в нем высшего управления, что означало отказ от панинского плана в целом (42).
В отечественной историографии представлен ряд точек зрения на оппозицию Н. И. Панина, хотя она никогда предметом специального исследования не становилась. Стремясь показать закономерность возникновения декабризма, М. С. Лунин и Н. М. Муравьев в "Разборе Донесения Тайной следственной комиссии государю императору в 1826 году" (1839 г.) акцентировали внимание на антисамодержавной традиции в русской истории и называли Н. И. Панина среди тех, кого считали своими предшественниками. Герцен в работе "О развитии революционных идей в России" (1850-е гг.) подошел к оценке аристократической оппозиции XVIII в. уже с иных методологических позиций, указывая на ее коренное отличие от революционного движения первой четверти XIX века. Оценки либеральных историков конца XIX - начала XX в. по сравнению с декабристами ничего нового в концептуальном отношении не внесли. В советское время в работах А. Преснова, М. В. Нечкиной, П. С. Грацианского было высказано мнение, согласно которому во второй половине XVIII в. в русской общественной мысли происходит размежевание прогрессивного (просветительского) и охранительного направлений. Последнее, однако, не было единым; в нем присутствовало либеральное крыло, которое в целях защиты самодержавно-крепостнического строя в целом высказывалось за смягчение наиболее одиозных его сторон; одним из представителей этого течения и был Н. И. Панин. Такой подход получил закрепление в некоторых обобщающих работах. В свою очередь, И. В. Волкова, И. В. Курукин и Л. Н. Вдовина объясняют появление проектов конституционного содержания (в том числе принадлежащих Н. И. Панину) стремлением к преодолению неустойчивости политических взаимоотношений самодержавия и дворянства в послепетровское время, находившей наиболее яркое выражение в дворцовых переворотах (43).
Особого внимания заслуживает позиция Грацианского, который, не останавливаясь подробно, все же попытался связать появление оппозиционных
стр. 81
настроений в правительственных кругах еще и с особенностями абсолютизма как формы политического устройства. Грацианский считает, что "основой, породившей дворянско-либеральные проекты, были те явления, которые... можно охарактеризовать как относительную самостоятельность государства". Авторы проектов, пишет он, это "представители высшей бюрократии, которая боролась за укрепление своих позиций и опасалась произвола монарха"(44).
Проекты Н. И. Панина были отражением одной из тенденций в политическом развитии самодержавия, порожденной активным преобразованием важнейших государственных институтов (XVIII - первая четверть XIX в.) и характеризовавшейся возникновением в структуре государственного аппарата некоторых предпосылок для ограничения императорской власти. Петр I сконцентрировал высшее управление в Сенате, дополнив его рядом влиятельных учреждений, находившихся в непосредственном распоряжении монарха (генерал-прокурор, личная канцелярия - Кабинет, органы политического сыска). Такое решение диктовалось практикой второй половины XVII в. и подводило ей логический итог. Однако уже к концу правления Петра I стала осознаваться потребность в высшем совещательном органе, появление которого внутри петровского механизма власти, в свою очередь, породило немалую проблему для самодержавия. Верховный тайный совет, созданный в 1726 г. как высшая структурная часть государственного аппарата, быстро расширил свои полномочия и законодательно их оформил. В 1726-1729 гг. было прекращено функционирование поста генерал-прокурора и упразднены Кабинет, Тайная и Преображенская канцелярии. Наконец, как по заказу случившийся династический кризис 1730 г. позволил напрямую поставить вопрос о ликвидации самого института неограниченной власти, существование которого в этих условиях теряло практический смысл. После неудачи верховников начался процесс возвращения к организационным формам первой четверти XVIII в., однако преобразования 1726-1730 гг. оказались настолько серьезными, что "реставрация" в полном объеме завершилась лишь при Елизавете. Положение стало определяться стремлением самодержцев к обладанию эффективным, но безопасным для них государственным аппаратом; возможности осуществления политической реформы неуклонно сужались.
Для времени Н. И. Панина идеи верховников и дворянских прожектеров 1730г. уже потеряли свою актуальность. Он искал компромиссные варианты по отношению к самодержавному принципу, верно улавливая при этом логику развития государственных учреждений. Если его планы 1762 г. еще несут в себе элементы формального ограничения императорской власти (регентство и возможное воссоздание Кабинета министров 1741 г.; сосредоточение всей законодательной деятельности в постоянном Императорском совете, дополняемое сенатским правом "представления"), то содержание документов 1780-х годов уже нацелено исключительно на создание механизма сдерживания. Итог конституционно-бюрократическим поискам XVIII в. был подведен в первые годы царствования Александра!. Обсуждение реформы Сената (1801- 1802гг.) выявило стремление превратить его в сдерживающий орган, но при сохранении в качестве центра высшего управления, что, как известно, не отвечало потребностям времени. Тем не менее, Сенат добился признания за собой права "представления", однако первая (и единственная) попытка воспользоваться им привела в 1803 г. к его фактической отмене.
Обновленная в первой четверти XIX в. система высших учреждений (Государственный совет. Сенат, Комитет министров, Собственная его величества канцелярия, дополняемые специальными комитетами и непосредственным контактом императора с министрами в отдельности) просуществовала без принципиальных изменений вплоть до первой русской революции и могла нормально функционировать лишь при условии именно самодержавной власти главы государства. Преодолев свое внутреннее противоречие и обретя политическую монолитность, самодержавный режим при Александре! окончательно утратил способность к конституционному
стр. 82
самореформированию. Возникавшие в правительственных сферах после 1803 г. проекты политических преобразований ("План" М. М. Сперанского, Государственная уставная грамота 1820 г., предложения П. А. Валуева и великого князя Константина Николаевича в 1860-х годах, М. Т. Лорис- Меликова, П. П. Шувалова и Н. П. Игнатьева- в 1880-х) были изначально обречены на неудачу, поскольку уже не вытекали из внутренних потребностей неограниченной монархии и, следовательно, могли ориентироваться только на личную волю самодержца. Панинский проект создания Императорского совета оказался последним имевшим определенные шансы на воплощение в жизнь. Отвергнув его и отказавшись, таким образом, даже от минимальной степени либерализации механизма государственной власти, самодержавие в лице Екатерины II сделало свой исторический выбор.
Примечания
1. ФОНВИЗИН М. А. Сочинения и письма. Т. 2. Иркутск. 1982, с. 127-130.
2. КОБЕКОД. Ф. Цесаревич Павел Петрович. СПб. 1887, с. 103-104; ЧЕЧУЛИН Н. Д. Проект Императорского совета в первый год царствования Екатерины II. - Журнал Министерства народного просвещения, 1894, N 3, с. 77-79; ШИЛЬДЕР Н. К. Император Павел Первый. СПб. 1901, с. 539; ПИГАРЕВ К. В. Творчество Фонвизина. М. 1954, с. 134-135.
3. Русская старина (PC), 1877. Т. 19, с. 357; Сборник Рус. историч. об-ва (РИО) СПб. 1891. Т. 72, с. 385-386, 394-395, 490-91.
4. ЭЙДЕЛЬМАН Н. Я. Герцен против самодержавия. М. 1984, с. 102-103.
5. ФОНВИЗИН Д. И. Полн. собр. соч. Ч. 4. М. 1830, с. 1-19.
6. ФОНВИЗИН Д. И. Собр. соч. в 2-х т. Т. 2. М.-Л. 1959, с. 688.
7. ЛЕБЕДЕВ П. Опыт разработки новейшей русской истории. Графы Никита и Петр Панины. СПб. 1863, с. 174.
8. Сб. РИО. Т. 72, с. 463-464.
9. Сб. РИО. СПб. 1879. Т. 26, с. 83, 121, 327-332. Ю. ГАВРЮШКИН А. В. Граф Никита Панин. М. 1989, с. 171.
11. МАКОГОНЕНКО Г. П. Денис Фонвизин. Творческий путь. М.-Л. 1961, с. 198.
12. ШУМИГОРСКИЙ Е. С. Император Павел I. СПб. 1907. Приложение.
13. ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 14. М. 1958, с. 351-353.
14. ШИЛЬДЕР Н. К. Ук. соч., с. 539.
15. САФОНОВ М. М. Конституционный проект Н. И. Панина - Д. И. Фонвизина.- Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 6. Л. 1974, с. 271- 280.
16. СЕМЕВСКИЙ В. И. Михаил Александрович Фонвизин.- Общественные движения в России в первую половину XIX века. Т. 1. СПб. 1905, с. 8, 9-10.
17. САФОНОВ М. М. Ук. соч., с. 265-270.
18. СЕМЕВСКИЙ В. И. Ук. соч., с. 8, 9-10; ПИГАРЕВ К. В. Ук. соч., с. 136.
19. Сб. РИО, 1871. Т. 7, с. 202-216.
20. СОЛОВЬЕВ С.М. Сочинения. Кн. 13. М. 1994, с. 116-117, 134-141; КЛЮЧЕВСКИЙ В. О. Соч. в 9-ти т. Т. 5. М. 1989, с. 63-65; ПЛЕХАНОВ Г. В. Сочинения. Т. 22. М. -Л. 1925, с. 201-213; ПОКРОВСКИЙ М.Н. Избранные произведения. Кн. 2. М. 1965, с. 62-64; ЕРОШКИН Н. П. Крепостническое самодержавие и его политические институты (первая половина XIX века). М. 1981, с. 106; ПЕТРОВА В. А. Политическая борьба вокруг сенатской реформы 1763 года.- Вестник Ленинград, ун-та. Сер. История, язык, литература, 1967, N 8, с. 57-66; ПАЛАМАРЧУК П. Г. Формирование института Государственного совета (XVIII в.). - Советское государство и право, 1986, N 8; с. 108-114; Очерки истории СССР. Период феодализма. Россия во второй половине XVIII в. М. 1956, с. 273-274; Очерки русской культуры XVIII века. 4.2. М. 1987, с. 91-93; ОМЕЛЬЧЕНКО О. А. "Законная монархия" Екатерины Второй. М. 1993, с. 239- 242, 248-251; КАМЕНСКИЙ А. Б. "Под сению Екатерины..." СПб. 1992, с. 150- 154; ГАВРЮШКИН А. В. Ук. соч., с. 33-40; RAEFFM. Plans for Political Reform in Imperial Russia (1730-1905). New Jersey. 1966, p. 53-54; RANSEL D. The Politics of Catherinian Russia. The Panin Party. New Haven, Lnd. 1975, p. 53-98.
21. Семнадцатый век. Кн. 4. М. 1869, с. 222.
22. Полное собрание законов Российской империи. Первое издание (ПСЗ-1). Т. 15, N 11538, 11558.
стр. 83
23. ВОСКРЕСЕНСКИЙ Н. А. Законодательные акты Петра!. Т. 1. М.-Л. 1945, с. 107, 484; МОНТЕСКЬЕ Ш. Избранные произведения. М. 1955, с. 175-177.
24. ДАШКОВА Е. Р. Записки. Письма сестер М. и К. Вильмот из России. М. 1987, с. 61-63; Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России. 1725- 1825. М. 1991. с. 308; Россия XVIII века глазами иностранцев. Л. 1989, с. 284- 285.
25. Сб. РИО. Т. 7, с. 205.
26. ПСЗ-1. Т. 11, N 8326; Внутренний быт Русского государства с 17 октября 1740 года по 25 ноября 1741 года. Т. 1. М. 1880, с. 532-535, 542-543.
27. ПОРОШИН С. А. Записки. СПб. 1881, стб. 133; ЛЕРМОНТОВА Е. Д. Самодержавие царевны Софьи по неизданным документам (из переписки, возбужденной графом Паниным).- PC. 1912, N 2-3.
28. ЧЕЧУЛИН Н. Д. Ук. соч, с. 69-70.
29. Сб. РИО. Т. 7, с. 143; ПСЗ-1. Т. 16, N 11659.
30. Сб. РИО. Т. 46. СПб. 1885, с. 322; БИЛЬБАСОВ В. А. История Екатерины Второй. Т. 2. СПб. 1891, с. 142.
31. Сб.РИО. Т. 46, с. 377; т. 140. СПб. 1912, с. 151, 162-163; Т. 7, с. 217-221; Архив князя Воронцова. Кн. 26. М. 1882, с. 1-4; БИЛЬБАСОВ В. А. Ук. соч. Т. 2, с. 136-138.
32. ПСЗ-1. Т. 16, N 11989.
33. ПИГАРЕВ К. В. Ук. соч., с. 134.
34. ЛИХОТКИН Г. А. К вопросу об атрибуции и датировке "Рассуждения о непременных государственных законах". В кн. XVIII век. Сб. 17. СПб. 1991.
35. САФОНОВ М. М. Ук. соч., с. 265.
36. Российский государственный архив древних актов (РГАДА), ф. 1, д. 73, л. 13.
37. ПСЗ-1. Т. 21, N 15120, 15660, 15740.
38. РГАДА, ф. 1, д. 73, л. 16.
39. ПСЗ-1. Т. 20, N 14816.
40. КОРКУНОВ Н. М. Два проекта преобразования Сената второй половины царствования императрицы Екатерины II (1788 и 1794 годов).- Журнал Мин-ва юстиции, 1899, N 5; ОМЕЛЬЧЕНКО О. А. К проблеме правовых форм российского абсолютизма второй половины XVIII в.- Проблемы истории абсолютизма. М. 1983; его же. Идеи конституционного закона и "всеобщей" законности в правовой политике "просвещенного абсолютизма" в России. - Проблемы правовой и политической идеологии. М. 1989.
41. ШУМИГОРСКИЙ Е. С. Ук. соч. Приложение, с. 16-17.
42. СЕМЕВСКИЙ М. И. Материалы к русской истории XVIII века (1788г.)- Вестник Европы. 1867. Кн. 1, с. 317; Сб. РИО. 1894. Т. 90, с. \-Л.
43. ЛУНИН М. С. Письма из Сибири. М. 1987, с. 67-82; ГЕРЦЕН А. И. Собр. соч. в 30-ти т. Т. 7. М. 1956, с. 196; См. КОРСАКОВ Д. А. Из жизни русских деятелей XVIII в. Казань. 1891; СВАТИКОВ С. Г. Общественное движение в России (1700-1895). Ростов-на-Дону. 1905; СЕМЕВСКИЙ В. И. Вопрос о преобразовании государственного строя России в XVIII и первой четверти XIX века. - Былое, 1906, N 1-3; ЯКУШКИН В. Е. Государственная власть и проекты государственной реформы в России. СПб. 1906; ГЛИНСКИЙ Б. Б. Борьба за конституцию (1612-1861 гг.). СПб. 1908; ПРЕСНОВ А. Общественная мысль России в конце XVIII века.- Исторический журнал, 1938, N 9, с. 35; НЕЧКИНА М. В. Движение декабристов. T.I. М. 1955, с. 84-90; ГРАЦИАНСКИЙ П. С. Политическая и правовая мысль России второй половины XVin в. М. 1984, с. 48-49, 70-86; Очерки русской культуры XVIII века. Ч. 3. М. 1988, с. 183-201; МОРЯКОВ В. И. Русское просветительство второй половины XVIII века.М. 1994, с. 39-87; ВОЛКОВА И. В., КУРУКИН И. В. Феномен дворцовых переворотов в политической истории России XVII-XX вв.- Вопросы истории, 1995, N 5-6, с. 45-48; ВДОВИНА Л. Н. Дворянский конституционализм в политической жизни России XVIII в. В кн. Монархия и народовластие в культуре Просвещения. М. 1995.
44. ГРАЦИАНСКИЙ П. С. Ук. соч., с. 85.
