Плотников Б.А. Ограничение самодержавия в России в 1730г.: идеи и формы. № 1.
Материал из Проект Дворяне - Вики
А. Б. Плотников. Ограничение самодержавия в России в 1730г.: идеи и формы.
Драматической попытке Верховного тайного совета ограничить самодержавную власть при вступлении на престол Анны Ивановны посвящена обширная литература 1 . Документальная база освещения этих событий обстоятельно исследована Г. А. Протасовым и А. И. Юхтом 2 . Вместе с тем анализ политических проектов 1730 г. нельзя считать завершенным.
Как известно, после внезапной смерти Петра II Верховный тайный совет (канцлер граф Г. И. Головкин, вице-канцлер барон А. И. Остерман, князья А. Г., В. Л., М. В. Долгорукие и Д. М. Голицын, генерал-фельдмаршалы князья М. М. Голицын и В. В. Долгорукий) предложил корону племяннице Петра! курляндской герцогине Анне Ивановне, обусловив свое решение принятием ею ограничительных "пунктов", более известных как Кондиции. С происхождением этого документа связана проблема его источников, возникшая еще в дореволюционной историографии. Изначально данный вопрос был поставлен, однако, бесперспективно, поскольку рассматривался не весь текст Кондиций как единое целое, а лишь сами "пункты", к тому же только их окончательная редакция. В отечественной литературе представлены две основные версии. Первая (П. К. Щебальский, Д. А. Корсаков, П. Н. Милюков) построена на гипотезе о шведских корнях указанного документа, другая (В. Г. Щеглов, В. И. Карпец, Я. А. Гордин) предполагает наличие некоей его исторической связи с ограничительными условиями, принятыми царем Василием Шуйским и вошедшими затем в договор о приглашении на русский престол королевича Владислава (начало XVII в.) 3 . Вслед за шведским историком Г. Иерне Милюков попытался проиллюстрировать заимствования из конституционных актов Швеции конкретными текстуальными примерами. Протасов привел убедительные аргументы в пользу полной несостоятельности такого подхода и вопрос об источниках считает закрытым 4 . В настоящее время А. Г. Кузьмин и С. А. Седов продолжают придерживаться мнения о шведском влиянии, но высказываются уже значительно осторожнее: речь у них идет не столько о прямых заимствованиях, сколько об использовании шведского опыта ограничения королевской власти в начале 20-х годов XVIII века 5 .
Исследование текста Кондиций необходимо начать с их общей концепции. Она выглядит так: Петр II умер, не назначив наследника; "российский народ" выразил "общее желание" видеть на престоле конкретное лицо царской крови - Анну Ивановну, которая объявила о намерении ограни-
Плотников Алексей Борисович - кандидат исторических наук, ведущий специалист Российского государственного архива древних актов.
стр. 60
чить собственную власть, соглашаясь на сохранение суверенитета подданных и лишение себя короны в случае невыполнения со своей стороны взятых обязательств 6 . Перед нами одна из трактовок теории общественного договора, причем именно та, которая изложена в сочинении Ф. Прокоповича "Правда воли монаршей". В 1726-1727 гг. это произведение считалось официальным ("духовного и мирского главного правления изъяснением") 7 . Выделяя в качестве основных "образов высочайшего правительства" демократию, аристократию и монархию, Прокопович придерживался мнения, что последняя (как наследственная, так и "избирательная") может быть только неограниченной. Принимая за единственный источник государственной власти народ, чье решение воплощает в себе божественную волю, он утверждал, что при установлении монархии общественный договор приобретает форму полного отказа народа от своего суверенитета. Однако логика рационалистической аргументации потребовала от автора признания двух положений. Во-первых, что возможно существование так называемой не прямой монархии, когда "при первого монарха избрании были положенные некий договоры, самого монарха соизволением, или и клятвою утвержденные, которых за неисполнение установлено бы монарха отставляти". Во- вторых, что и при наследственной монархии суверенитет может полностью или частично вернуться к народу, если государь не оставит завещания 8 . Рассуждения Прокоповича не содержали в себе никаких теоретических препятствий, которые могли бы в подобной ситуации помешать превращению монархии в монархию "не прямую". Но именно этой-то метаморфозе и соответствует общая концепция Кондиций.
Перейдем теперь к ограничительным пунктам. Из записки секретаря Верховного тайного совета В. П. Степанова известно, что Кондиции составлялись в два этапа на протяжении дня 19 января 1730 года 9 . Основная часть документа появилась уже на ночном заседании верховников в Лефортовском дворце, сразу же после решения ими вопроса о приглашении Анны Ивановны. Эта первая редакция, пункты которой целиком (лишь с некоторыми стилистическими поправками) вошли в окончательный текст, была опубликована Корсаковым, но до сих пор не привлекала к себе внимания исследователей, тогда как ее содержание и структура могут пролить свет на происхождение Кондиций 10 .
Пункты ранней редакции в своей последовательности делятся на две взаимосвязанные группы. Первая из них закрепляет главенствующее политическое положение Верховного тайного совета в системе ограниченной монархии, другая, исходя из вышеуказанного, ставит под его контроль наиболее характерные проявления власти самодержцев.
Первая группа начинается с пунктов, касающихся статуса совета и его наиболее общей компетенции. Совет объявлялся состоящим из восьми членов постоянным, неупраздняемым органом, без согласия которого Анна Ивановна не имеет права "всчинать" войну, заключать мир и вводить новые налоги. Представления о статусе совета являются дальнейшим развитием, а о компетенции - фактическим повторением соответствующей части "Мнения не в указ о новом учрежденном тайном совете" - коллективной записки, с которой верховники 11 марта 1726 г. обратились к Екатерине I. Члены совета предложили тогда полностью сосредоточить в их кругу всю законодательную деятельность, при сохранении императрицы в качестве носительницы самодержавного начала 11 . Екатерина I на это, конечно, не согласилась, однако возникновение подобной идеи не было случайным. Верховный тайный совет создавался как высшая структурная часть государственного аппарата и наделялся конкретными властными полномочиями. К моменту подачи "Мнения" вопрос о непосредственном подчинении ему Сената был юридически уже решен 12 . Что касается компетенции совета относительно конкретных политических вопросов, то в указе о создании совета (8 февраля 1726 г.) она определялась весьма обтекаемо - "как для внешних, так и для внутренних важных дел". "Мнение" предлагало более четкую формулировку, не вызвавшую возражений у Екатерины I: обсуждению в совете подлежали дела "чюжестранные" и "все те, которые
стр. 61
до ея... величества собственного высочайшего решения касаются", а также "новые подати, или иные какие новые учреждения" 13 .
Следующий пункт ранней редакции запрещал Анне Ивановне единолично присваивать чины (военные, морские и статские) выше "полковничья ранга" и "определять" кого-либо к "знатным делам" (в окончательном тексте добавятся также "придворные чины"). С одной стороны, здесь логически завершался процесс сосредоточения в руках Верховного тайного совета важнейших кадровых назначений, поскольку в 1726-1727 гг. он закрепил за собой обязательное рассмотрение кандидатур на все ключевые должности, от сенаторов до местной администрации, а также очередных генеральских, адмиральских и штаб-офицерских патентов 14 . Вместе с тем это же обстоятельство предполагало и чрезвычайно важные политические последствия. Прежде всего совет приобретал полный контроль над персональным составом той категории лиц, которая являлась потенциальным источником его пополнения. Более поздние документы совета и дворянские проекты прямо указывают на то, что под "определение" к "знатным делам" подпадало также и назначение его членов. Таким образом, пункт о чинопроизводстве создавал правовую основу для исключения императрицы из механизма формирования совета.
Ранняя редакция Кондиций завершалась группой из трех пунктов, в которых Анна Ивановна принимала на себя обязательство "у шляхетства живота, чести и имения без суда не отнимать", "вотчины и деревни не жаловать", "государственные доходы в расходы не употреблять", тем самым отказываясь от того, что традиционно составляло сущность неограниченного самодержавия и в той или иной форме и степени уже контролировалось Верховным тайным советом 15 .
Дорабатывались "пункты" в том же направлении, вплоть до того, что императрица теряла всякую возможность оказывать влияние на дальнейшую судьбу трона, поскольку ей запрещалось выходить замуж и назначать наследника. К пункту о чинопроизводстве добавилось разъяснение о непосредственном подчинении Верховному тайному совету всех вооруженных сил, включая гвардию. Появился отдельный пункт об упоминавшихся выше "придворных чинах". Завершались Кондиции грозным напоминанием о неизбежном лишении короны в случае нарушения подписанных условий.
Последующие официальные документы верховников продолжали развивать идею договорных отношений монарха и подданных. Манифест 4 февраля 1730 г., изданный советом от своего имени, объявлял, что Анна Ивановна "изобрана" на престол "общим желанием и согласием всего российского народа" 16 . И хотя за ней сохранился традиционный титул "самодержицы", содержание присяги, утвержденной верховниками 18 февраля, вполне соответствовало смыслу "не прямой" монархии. Этот документ и Кондиции следует рассматривать в единстве друг с другом, как неразрывные части общественного договора. В тексте присяги Анна Ивановна именуется лишь "великой государыней императрицей", а термин "самодержавие" в каком бы то ни было виде отсутствует. Присяга признавала только совместное подданство - "императрице и государству" - и требовала охранять "здравие и честь ея императорского величества, и целость всего государства и благополучие" 17 .
Манифест 4 февраля и форма присяги резко отличаются от предшествовавших и последующих подобных актов.
Вступление на престол Екатерины I не было оформлено как избрание. Манифест 28 января 1725 г. был издан от имени Синода, Сената и генералитета, которые, исходя из факта коронации Екатерины в 1724 г., "согласно приказали: ...объявить, дабы... всякого чина и достоинства люди о том ведали и ей... императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской верно служили" 18 . В 40- 60-е годы XVIII в. официальные обоснования насильственных изменений на вершине государственной власти обязательно содержали ссылки на мнение подданных, однако совершенно иные, нежели в манифесте 4 февраля 1730 года. Активное начало в этих документах будет неотъемлемой принадлежностью коронованной особы, подданные же "вы-
стр. 62
разят" свое мнение прошениями, которые, естественно, совпадут с уже сложившимся желанием вышеупомянутого лица и стремлением его к действию. Так построены манифесты: 9 ноября 1740г. об отстранении Э. И. Бирона от регентства, 25 и 28 ноября 1741 г. о вступлении на престол Елизаветы, 28 июня и 6 июля 1762 г. - соответственно Екатерины II 19 .
Центральная идея присяги 18 февраля 1730 г. заключается в четком разграничении понятий "государь" и "государство". При Петре I их соотношение в известных клятвенных обещаниях, приносимых людьми, состоящими на государственной службе, претерпело существенную эволюцию, причем как раз в противоположном направлении. Согласно присяге сенаторов 2 марта 1711г. последние должны были клясться в верности как государю, так и "всему государству", и "все то истинно исполнять", "чего... государя и государства... интересы требуют". В военной присяге из Артикула воинского 1715г. уже определенно утверждается, что государство и все с ним связанное - "его", то есть государя, разницы между ними нет, и поэтому от присягающего требовалось служить "верно и послушно" только "царю государю". Абсолютистская тенденция получает свое завершение в присяге чиновников из Генерального регламента 1720 г., которая была положена в основу клятвенных обещаний Екатерине I, Петру II, повторного - Анне Ивановне и т. д. В чиновничьей присяге понятие "государство" уже полностью отсутствует. Клянясь быть "верным, добрым и послушным рабом и подданным" царю и всероссийскому самодержцу, чиновник прежде всего обязывался "все, к высокому е. ц. в. самодержавству, силе и власти принадлежащие права и прерогативы, узаконенные и впредь узаконяемые... предостерегать и оборонять". И хотя в упомянутых обещаниях новым монархам формулировка чиновничьей присяги: "старатися споспешествовать все, что к е. ц. в. верной службе и пользе... касатися может", была заменена на соответственно: "ея (или его. - А. П. ) величества верной службе и пользе государственной", это принципиально ничего не изменило: "польза государственная" определялась рамками защиты "прав и преимуществ" "высокого самодержавства" 20 .
Верховный тайный совет подготовил два документа, в которых изложил свое представление о новом политическом устройстве. Первым из них является неозаглавленная и до сих пор не опубликованная рукопись, которую Корсаков назвал "Пункты присяги", а Протасов - формой правления. Протасов установил, что этот документ был составлен верховниками в конце января- начале февраля 1730г., когда из Митавы пришло известие о согласии Анны Ивановны, затем поступили подписанные ею Кондиции и совершилось их обнародование на собрании высших чинов 2 февраля 21 . Согласно форме правления, определение кандидатов на "упалые места" в совете предоставлялось решению самих верховников совместно с Сенатом из "первых фамилий, из генералитета и из шляхетства". Верховники также обещали для рассмотрения особо важных государственных дел приглашать Сенат, генералитет, "калежских членов" и "знатное шляхетство" 22 . В последнем случае качественно нового ничего не было. Вопрос о расширении круга лиц, участвующих в заседаниях Верховного тайного совета возник еще при Екатерине I. Указ 9 января 1727 г. предусматривал возможность приглашения один-два раза в неделю сенаторов, президентов, вице-президентов и советников коллегий, "смотря по случаю и по важности дела" 23 . Форма правления лишь вновь раздвигала границы круга потенциальных участников, что опять-таки не означало их регулярного общего сбора.
5-7 февраля 1730 г. в совет поступили два развернутых "генеральских" проекта, являвшихся ответом на предложение верховников, обращенное к присутствовавшим на собрании 2 февраля, подать письменное мнение о принципах будущего политического устройства. Эти документы указывали на целесообразность увеличения численного состава совета до 12-21 человека, а также отводили главную роль в определении кандидатов довольно многочисленному собранию "шляхетства" (не менее 70-100 человек), ядром которого, естественно, были военные и статские генеральского ранга. Под влиянием указанных проектов верховники приступили
стр. 63
к переработке формы правления, согласившись довести число членов совета до 12 и привлекать для отбора кандидатов, помимо Сената, еще и тех представителей "генералитета и статских тех рангов", которым "тогда в резиденции быть случитца". По мнению Протасова, эти изменения появились не позднее 10 февраля- дня, когда в подмосковное село Всесвятское прибыла Анна Ивановна и развитие событий фактически вступило в новый этап. Келейная работа над формой правления была остановлена, а Верховный тайный совет взялся за составление совершенно другого документа 24 .
Однако прежде чем обратиться к его содержанию, следует остановиться на вопросе, что могло представлять из себя то "шляхетство", которое верховники соглашались допустить в сферу государственной власти? На практике совет успел провести только два "массовых" мероприятия: упомянутое собрание 2 февраля и организацию подачи дворянских проектов. Светскую часть приглашенных 2 февраля составляли сенаторы, генералитет "по брегадира", президенты коллегий, другие "штатские тех рангов персоны", придворные от камергера и выше,- то есть те люди, чье служебное положение непосредственно (а теперь уже и полностью) зависело от Верховного тайного совета (верховниками было приглашено вместе с Синодом 56 человек, однако присутствующих оказалось больше, так как выяснилось, что Сенат и Военная коллегия разослали повестки также и "некоторым персонам, коим быть не надлежит"; испанский посланник де Лириа определяет число участников в 80 человек) 25 . При подготовке истребованного советом мнения среди "первых четырех классов" обнаружилось несогласие, повлекшее за собой составление двух "генеральских" проектов вместо одного. Именно это обстоятельство, потребовавшее выяснения настроений более широкого слоя дворянства, послужило причиной санкционированного верховниками вовлечения в конституционный процесс "знатного шляхетства", в чинах ниже бригадира или вообще без чинов. Вместе с тем официально участие этих категорий так и не получило признания со стороны Верховного тайного совета 26 . Поэтому вряд ли будет ошибочным предположить, что предельно приемлемый для верховников круг "политиков" все-таки ограничивался служебным положением приглашенных на собрание 2 февраля.
"Шляхетскому" вопросу непосредственно посвящен следующий после формы правления документ Верховного тайного совета, опубликованный Протасовым и носящий наименование "Способы, которыми, как видитца, порядочнее, основателнее и тверже можно сочинить и утвердить известное толь важное и полезное всему народу и государству дело". Принадлежность "Способов" верховникам по сей день является спорной. Корсаков и Милюков считали данный документ одним из дворянских проектов. Протасов привел ряд весомых аргументов, опровергающих эту точку зрения: "Способам" нельзя найти место в выясненной им картине происхождения дворянских проектов, составленных в ответ на соответствующие указания Верховного тайного совета; все дворянские проекты были хорошо знакомы современникам, тогда как о "Способах" никто никаких сведений не сообщает; документ дошел до нас в единственном (беловом) экземпляре, находящемся среди бумаг совета, и написан одинаковым почерком с теми из них, которые никому, кроме него, не были известны (например, форма правления); наконец, существует записка верховника князя В. Л. Долгорукого, в которой он обнаруживает знакомство с содержанием "Способов" и косвенно подтверждает их принадлежность совету. С мнением Протасова не согласился Юхт. Он считал, что Протасов при атрибуции "Способов" исходил "в основном из формальных и внешних... признаков, а не из существа документа". "Способы" предполагали создание выборного дворянского органа, призванного заниматься законотворчеством, в частности и по вопросам, относящимся "к правлению государства". Подобное предложение, с точки зрения Юхта, "вряд ли могло исходить" от верховников 27 . Между тем содержание "Способов" как раз и свидетельствует об их принадлежности Верховному тайному совету.
стр. 64
Документ предусматривал избрание всем дворянством (исключая лиц иностранного происхождения) специальной комиссии из 20-30 человек, предназначенной для выполнения серьезной законотворческой работы. Из текста следует, что указанный орган должен был подготовить новую форму правления и весьма широкий круг правовых актов, посвященных положению церкви, дворян, находящихся на военной службе, и купечества, а также "вотчинным делам". Верховному тайному совету и Сенату предоставлялось право законодательной инициативы. На практике это могло означать только то, что ход работы комиссии будет определяться верховниками. При составлении соответствующих по тематике проектов предполагалось участие 4-6 "выборных" от каждой из перечисленных выше сословных групп, а также президентов и 2-3 членов коллегий. Представителей церкви должен был назначать Синод. Каждый законченный законопроект в отдельности обсуждался совместно комиссией и Сенатом, затем на общем (с их участием) заседании в Верховном тайном совете, после чего поступал на утверждение к императрице.
Источниками "Способов" послужили вышедшие из Верховного тайного совета указы 12 ноября 1726г., 14 июня 1728г. и 16 мая 1729г., издание которых было связано с попытками кодификационной деятельности 1720-х годов. Положения этих разновременных актов, естественно, подверглись некоторой переработке и дополнениям применительно к политическим условиям 1730 года. Указ 12 ноября 1726 г. признавал целесообразность участия в работе Уложенной комиссии двух представителей купечества, которых, однако должен был "выбрать" Сенат. По той же норме, предполагалось назначение "духовных", "военных" и "гражданских" лиц, соответственно Синодом, Военной коллегией и Сенатом. Мысль о формировании комиссии путем дворянских выборов появляется в указе 14 июня 1728 года. Каждая губерния (за исключением Лифляндии, Эстляндии и Сибири) посылала по пять представителей, что должно было составить 55 человек. Указ 16 мая 1729 г. снизил норму представительства до двух человек от губернии и не упоминал об ограничениях; в конечном счете количество выборных сокращалось до 26 (или до 22, если указанные ограничения все-таки предполагались). В указе 14 июня 1728 г. определялся также механизм утверждения дополнений к Уложению по мере их подготовки: передача из комиссии в Сенат, а затем в Верховный тайный совет, однако без участия в каждом очередном рассмотрении нижестоящих инстанций 28 .
Круг завершенных и непосредственно использованных в конституционном процессе 1730 г. материалов политического содержания исчерпывается рассмотренными выше документами. Они содержат вполне ясную картину основных принципов, на которых могла функционировать будущая ограниченная монархия, если бы "затейка" верховников увенчалась успехом. Можно согласиться с мнением, что "в 1730 г. не было неотвратимой обреченности конституционных начинаний" 29 . Но столь же правомерным будет и признание логической обусловленности "монархического" исхода этой попытки государственной реформы. Седов акцентирует внимание на отсутствии со стороны участвовавших лиц (как сторонников, так и противников преобразований) каких-либо насильственных действий 30 . Ограничительная идея родилась в недрах механизма самодержавной власти и отражала внутреннюю способность абсолютной монархии Петра I к либерализации собственных политических форм. Однако исходящий сверху "конституционализм" требовал единства Верховного тайного совета и императрицы, а как раз этого-то в условиях 1730 г. достичь было невозможно (представить себе Анну Ивановну в роли "идейной соратницы" весьма затруднительно). В результате верховники попали в замкнутый круг: их замысел вовсе исключал какие-либо "незаконные" действия, но, оставаясь в рамках "законности", они не могли сохранить инициативу за собой. С прибытием в Москву Анны Ивановны ситуация стала меняться не в их пользу. Возник новый центр притяжения, авторитет которого был освящен традицией, тогда как планы верховников скрывались под завесой
стр. 65
секретности, а "конституционный" энтузиазм "знатного шляхетства", не подкрепляемый конкретными результатами, видимо, начинал ослабевать.
Реальное существование ограниченной монархии приобрело вид хрупкого равновесия между Верховным тайным советом и императрицей. 25 февраля это равновесие непоправимо нарушил факт прямого обращения к Анне Ивановне наиболее активной группы дворян - под предлогом обеспокоенности судьбой известных проектов, поданных в совет.
Протасов установил, что 25 февраля 1730г. дворянская депутация последовательно вручила императрице два прошения, первое из которых содержало жалобу на медлительность верховников, а также меры по ускорению подготовки формы правления, второе же - просьбу об отмене Кондиций и восстановлении самодержавия. Второе прошение было составлено после того, как Анна Ивановна утвердила первое. С. М. Соловьев, Корсаков, Милюков на основании ряда депеш иностранных дипломатов объясняли столь резкий поворот в настроении дворян якобы случившимся тогда же "просамодержавным" выступлением группы гвардейцев. По мнению Протасова, более скрупулезно изучившего свидетельства современников, указанный факт нельзя считать достоверным. Однако сам Протасов не смог дать более убедительного объяснения. Он указал на вероятную политическую неоднородность депутации, на возможное присутствие в ней тайных сторонников самодержавия, а также на возникновение благоприятных, с точки зрения автора, условий для их активизации после подписания первого прошения. Эти условия Протасов усмотрел в некоей новой, очень неудобной для дворян психологической ситуации, когда они фактически оттеснили Верховный тайный совет и остались один на один с императрицей. Аргументация Протасова не убедила Кузьмина, Е. В. Анисимова и Седова, которые продолжают считать поворотным моментом именно выступление гвардейцев 31 . Вообще наличие гвардейской инициативы представляется чрезвычайно удобным с концептуальной точки зрения. Ни о каких иных конкретных проявлениях раскола дворянства в 1730г. на "конституционалистов" и "монархистов" не известно, между тем подобное размежевание создает иллюзию политической борьбы по западноевропейскому образцу, что тешит сердце русского либерала как прошлых, так и нынешних времен. Протасов, сделав правильный вывод о мифологичности гвардейского выступления, потому и не предложил убедительного объяснения поведению дворянской депутации, что продолжает рассматривать ее в качестве выразительницы настроений дворян-"конституционалистов".
Обстоятельства подготовки первого прошения известны лишь в изложении В. Н. Татищева 32 . Правда, он свидетельствует, что прошение было только одно - "просамодержавное". По Татищеву, прошение родилось в результате согласования позиций двух групп "знатнейшего" шляхетства, одновременно собравшихся 24 февраля в домах князей И. Ф. Барятинского и А. М. Черкасского. "Просамодержавные" предложения группы Барятинского были сообщены группе Черкасского. Та после длительных "рассуждений" составила документ, который был передан для подписания группе Барятинского и с ее стороны возражений не вызвал. Если Татищев здесь ничего не исказил, то, зная о компромиссном содержании реального прошения, можно уверенно предположить, что предметом обсуждения был вопрос тактический, а не идейный. Иными словами, мысль о восстановлении самодержавия, то есть о возвращении к привычному порядку вещей, уже прочно утвердилась, оставалось только решить, как лучше воплотить ее в жизнь. Татищев указывает, что заговорщики поддерживали контакт с Анной Ивановной, о принятом 24 февраля решении она получила от них известие уже вечером того же дня. Вероятнее всего, роль императрицы в организации подачи прошения была более серьезной, поскольку депутация, игнорируя Верховный тайный совет, совершенно сознательно шла на нарушение Кондиций. В то же время дворяне не могли точно предугадать, как поведут себя верховники, и поэтому, видимо, запустили "пробный шар" в виде компромиссного документа.
стр. 66
Как известно, депутация, не встретив противодействия верховников, смогла встретиться с Анной Ивановной и подать ей свое прошение. Смысл этого документа заключался не в практической ценности самих предложений, а в выраженной с их помощью идее. Дворяне просили "соизволения" императрицы "собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий", чтобы "согласным решением по большим голосам форму правления государственного сочинить" и ей "ко утверждению представить" 33 . Скорее всего, и в 1730 г. было понятно, что подобное "собрание" никакой "конституции" выработать не сможет. Цель организаторы преследовали совершенно иную. Позволят или не позволят верховники утвердить предложение, полностью исключающее Верховный тайный совет из конституционного процесса и таким образом фактически перечеркивающее Кондиции?
Сведения о событиях, происшедших в Кремлевском дворце, весьма разноречивы, поскольку не являются прямыми свидетельствами непосредственных участников 34 . Вместе с тем они содержат ряд моментов, достоверность которых сомнений не вызывает. Члены совета попытались перехватить инициативу и забрать документ, чтобы рассмотреть его совместно с императрицей, однако не проявили решимости твердо настоять на этом. Неожиданное превращение Анны Ивановны в арбитра резко сузило их возможности. Императрица в присутствии собравшихся подписала прошение, но депутация осталась во дворце и объявила о желании иметь еще одну аудиенцию для выражения благодарности. Анна Ивановна старательно позаботилась о безопасном пребывании дворян, подчинив дворцовый гвардейский караул своему родственнику С. А. Салтыкову, а верховникам предложив с ней отобедать, пока депутация будет трудиться над благодарственным обращением. В результате творческих усилий заговорщиков на свет появилось второе прошение, в котором речь шла уже о восстановлении самодержавия. К моменту новой аудиенции состав депутации существенно изменился. Сколько дворян пришло утром вместе с Черкасским подавать первое прошение, сказать трудно. Первый документ подписали 87 человек, второй - 166, из которых только 63 поставили подпись под тем и другим 35 . Однако вряд ли во дворец явилось сразу так много людей, тем более что этого даже и не требовалось. Первое прошение вполне могли подать одни дворянские лидеры из числа "генералитета". Настоящая "массовость" была нужна для поддержки именно второго документа, причем вовсе не перед императрицей, а как раз перед верховниками. Поэтому поднесение благодарственного прошения превратилось в настоящий спектакль, завершившийся хорошо известным требованием Анны Ивановны доставить в зал Кондиции, которые затем были ею на глазах у депутации и верховников "изодраны".
Судя по содержанию второго документа, его составители, видимо, питали определенную надежду на то, что императрица, исполнив те дворянские "просьбы", которые соответствовали ее интересам ("уничтожение" Кондиций, упразднение Верховного тайного совета, возвращение Сенату его прежнего положения) все-таки допустит "знатное шляхетство" к участию в определении кандидатур сенаторов, губернаторов и президентов коллегий. Однако, выслушав прошение, Анна Ивановна не стала его подписывать и, таким образом, брать на себя какие-либо обязательства 36 .
Первоначально был решен вопрос об официальном оформлении свершившегося факта. 26 февраля Верховный тайный совет подготовил текст новой присяги Анне Ивановне, теперь уже как самодержице. В тот же день он был утвержден императрицей и подписан самими верховниками 37 . Обнародованный 28 февраля сопроводительный манифест, извещая о повторной присяге, одновременно являлся логическим завершением цепи, начатой Кондициями и продолженной манифестом 4 февраля и присягой 18 февраля. В нем опять была использована концепция Прокоповича, но теперь уже давался "обратный" ход. "Верные" подданные, "все единогласно", просили Анну Ивановну вновь принять "самодержавство", как "издревле прародители... (ее. - А. П. ) имели". "По которому их
стр. 67
всенижайшему прошению" императрица "то самодержавство восприять и соизволила" 38 . "Не прямая" монархия вновь превращалась в монархию. 4 марта последовало упразднение Верховного тайного совета, причем сами верховники почти в полном составе (за исключением А. Г. и М. В. Долгоруких) переместились в "восстановленный" Сенат, где им теперь предстояло соседствовать с верхушкой "героев" 25 февраля 39 . Таким образом, безопасная формула необходимой политической стабилизации была найдена, но самодержавие не было бы самодержавием, если бы посчитало дело о беспримерном покушении на его власть полностью закрытым. Впереди была медленная и жестокая расправа над главными деятелями реформы - семейством Долгоруких и Д. М. Голицыным.
Примечания
1. ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Вступление на престол императрицы Анны. - Русский вестник, 1859, N 1; СОЛОВЬЕВ С. М. Соч. Кн. Ю. М. 1993. с. 193-217; КАРНОВИЧ Е. П. Замыслы верховников и челобитчиков в 1730 году. - Отечественные записки, 1872, N 1; КОРСАКОВ Д. А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань. 1880; АЛЕКСЕЕВ А. С. Сильные персоны в Верховном тайном совете Петра II и роль князя Голицына при воцарении Анны Иоанновны. М. 1898; МИЛЮКОВ П. Н. Верховники и шляхетство. Ростов-на-Дону. 1905; БОГОСЛОВСКИЙ М. М. Конституционное движение 1730 г. М. 1906; КУЗЬМИН А. Г. Первые попытки ограничения самодержавия в России. - Советское государство и право, 1980, N 7; с. 85-90; его же. Татищев. М. 1987, с. 140-165; АНИСИМОВ Е.В. Россия без Петра. СПб. 1994, с. 171-198; ГОРДИН Я. А. Меж рабством и свободой. СПб. 1994; ПАВЛЕНКО Н. И. Страсти у трона. М. 1996, с. 51-69; СЕДОВ С. А. Попытка государственного переворота 1730 года в России.- Вопросы истории, 1998, N 7.
2. ПРОТАСОВ Г. А. "Кондиции" 1730 г. и их продолжение. - Уч. записки Тамбовского пед. ин-та, 1957, вып. 15; его же. Верховный тайный совет и его проекты 1730 года. В кн.: Источниковедческие работы. Вып. 1. Тамбов. 1970; его же. Дворянские проекты 1730 года. Там же. Вып. 2. Тамбов. 1971; его же. Существовал ли "политический план" Д. М. Голицына? Там же. Вып. 3. Тамбов. 1973; его же. Дворянские прошения 1730 г. Там же. Вып. 4. Тамбов. 1975; ЮХТА. И. Государственная деятельность В. Н. Татищева в 20-х- начале 30-х годов XVIII в. М. 1985.
3. ЩЕБАЛЬСКИЙ П. К. Ук. соч., с. 62-63; КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 284-285; МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 13-18; ЩЕГЛОВ В. Г. Государственный совет в России в особенности в царствование императора Александра Первого. Т. 1. Ярославль. 1892, с. 585-586; Развитие русского права второй половины XVII-XVIII вв. М. 1992, с. 119; ГОРДИН Я. А. Ук. соч., с. 155-161.
4. ПРОТАСОВ Г. А. "Кондиции" 1730г., с. 216-226.
5. КУЗЬМИН А. Г. Татищев, с. 143-144; СЕДОВ С. А. Ук. соч., с. 52-53.
6. КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 17-18.
7. Полное собрание законов Российской империи (1-е изд.) (ПСЗ-1). Т. 7, N 4870, с. 602-604; Сб. Русского исторического общества (РИО). Т. 69. СПб. 1889, с. 173-174.
8. ПСЗ-1. Т. 7, N 4870, с. 623-629.
9. Со шпагой и факелом. М. 1991, с. 131-132.
10. КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 8-9.
11. Сб. РИО. Т. 55. СПб. 1886, с. 93-94.
12. ПСЗ-1. Т. 7, N 4847.
13. Там же, N 4830; Сб. РИО. Т. 55, с. 95.
14. Там же, с. 35; ФИЛИППОВ А. Н. История Сената в правление Верховного тайного совета и Кабинета. Ч. 1. Юрьев. 1895, с. 104-108; ПСЗ-1. Т. 7, N 4847, 5017, 5154, 5198.
15. ПСЗ-1. Т. 7, NN 4964, 5017, 5026. 5157, 5192, 5218; т. 8, N 5279, 5312, 5397; Сб. РИО. Т. 55, с. 35; ФИЛИППОВА. Н. Ук. соч. Ч. 1, с. 111-112.
16. ПСЗ-1. Т. 8, N 5499.
17. Сб. РИО. Т. 101. СПб. 1898, с. 447-448.
18. ПСЗ-1. Т. 7, N 4643.
19. Внутренний быт Русского государства с 17 октября 1740г. по 25 ноября 1741 г. Т. 1. М. 1880, с. 542-543; ПСЗ-1. Т. 11, N 8473, 8476; Семнадцатый век. Кн. 4. М. 1869, с. 216-223.
20. ВОСКРЕСЕНСКИЙ Н. А. Законодательные акты Петра I. Т. 1. М.-Л. 1945, с. 202, 483-
стр. 68
484; Российское законодательство Х-ХХ веков. Т. 4. М. 1986, с. 328; ПСЗ-1. Т. 7, N 4646, 5007; т. 8, N 5509.
21. ПРОТАСОВ Г. А. Верховный тайный совет и его проекты, с. 76-80.
22. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 206; КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 184-185.
23. Сб. Отделения русского языка и словесности имп. Академии наук. Т. 9. СПб. 1872, с. 98.
24. ПРОТАСОВ Г. А. Дворянские проекты 1730 года, с. 74-93; его же. Верховный тайный совет и его проекты, с. 85-87.
25. КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 115-116; Россия XVIII века глазами иностранцев. Л. 1989, с. 229.
26. ПРОТАСОВ Г. А. Дворянские проекты, с. 74-99.
27. ПРОТАСОВ Г. А. Верховный тайный совет, с. 88-95; КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 172- 174; МИЛЮКОВ П. Н. Ук. соч., с. 55-56; ЮХТ А. И. Ук. соч., с. 279-281.
28. ПСЗ-1. Т. 7, N 4980; т. 8, N 5287, 5412.
29. КУЗЬМИНА. Г. Татищев, с. 149.
30. СЕДОВ С. А. Ук. соч., с. 61.
31. ПРОТАСОВ Г. А. Дворянские прошения 1730 г.; КУЗЬМИН А. Г. Татищев, с. 164-165; АНИСИМОВ Е. В. Ук. соч., с. 196- 197; СЕДОВ С. А. Ук. соч., с. 59.
32. ТАТИЩЕВ В. Н. Избр. произведения. Л. 1979, с. 151-152.
33. Памятники новой русской истории. Т. 1. СПб. 1871, отд. 2, с. 8-10.
34. Россия XVIII века глазами иностранцев, с. 232-235; Русская старина, 1909, N 2, с. 287- 293; Сб. РИО. Т. 5. СПб. 1870, с. 366-370; т. 66. СПб. 1889, с. 139-140, 151-156, 164-168; т. 75. СПб. 1891, с. 503-505, 511-512.
35. ПРОТАСОВ Г. А. Дворянские прошения, с. 94, 104-105.
36. КОРСАКОВ Д. А. Ук. соч., с. 275-276, 273.
37. СОЛОВЬЕВ С. М. Ук. соч., с. 214.
38. ПСЗ-1. Т. 8, N 5509.
39. Там же, N 5510; Сб. РИО. Т. 101, с. 553-554.
стр. 69
