Юркин И.Н., Козлова Н.В. Демидовы против Демидовых. N 10.
Материал из Проект Дворяне - Вики
И. Н. ЮРКИН, Н. В. КОЗЛОВА.ДЕМИДОВЫ ПРОТИВ ДЕМИДОВЫХ// Вопросы истории. 2005. №10. С.87-97.
Род Демидовых, тульских и уральских заводчиков, своими делами прочно вписал себя в историю отечественной промышленности и предпринимательства. Трудами историков К. Д. Головщикова, В. И. Рожкова, Б. Б. Кафенгауза, Н. И. Павленко, А. С. Черкасовой, Т. К. Гуськовой и др. их вклад в нее в общих чертах выявлен и осмыслен.
Более полусотни заводов, которыми Демидовы на протяжении XVIII в. владели1 - свидетельство уникального уровня предпринимательской активности. Многое в их истории драматично и романтично. Это качество их семейных хроник определило устойчивый интерес к ним, наравне с историками, литераторов. А. Н. Толстой, Е. А. Федоров, П. Северный, А. Г. Бармин, А. М. Родионов - далеко не полный список писателей, превращавших события из прошлого демидовского рода в компонент российской исторической мифологии. Реальное прошлое их фамилии содержит немало сюжетно-фабульных элементов, вполне готовых для такой трансформации.
Основатель династии, комиссар Никита Демидович Антюфеев, отделил младших сыновей, Григория и Никиту, от своего хозяйства, при этом "наградив" имуществом, позволявшим вести самостоятельную хозяйственную деятельность.
Все свое недвижимое имение (включая самую важную его часть - заводы) он решил оставить старшему сыну Акинфию - металлургу-практику, увлеченному помощнику и продолжателю дела отца. О каких-либо проблемах, связанных с вступлением Акинфия во владение этим наследством, не известно. На имущество братьев он не претендовал, а напротив, подтвердил независимость их хозяйств от отцовского и обязался в них "не вступать".
Но в 1728 г. представители всех ветвей рода вступили в соперничество за обладание поманившим их наследством Григория Демидова (среднего сына комиссара). Через полтора десятилетия (в 1744 г.) этот угасший к тому времени спор разгорелся вновь, и если бы не смерть одного из его участников, неизвестно, как долго он мог продолжаться. Конфликт исчерпал себя лишь в 1747 г., когда развернулась подготовка к разделу гигантского наследства Акинфия, и его наследники надолго (до 1758 г.) сосредоточились исключительно
Юркин Игорь Николаевич - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института истории естествознания и техники им. СИ. Вавилова РАН; Козлова Наталья Вадимовна - доктор исторических наук, профессор Исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.
стр. 87
на нем. Ход и результаты этого семейного спора, своей продолжительностью затмившего предшествующий, в общих чертах рассмотрены Б. Б. Кафенгаузом. Стоит, однако, проследить обстоятельства и той, первой в истории фамилии распри вокруг наследства. Связанные с ней события интересны еще и тем, что они разворачивались на фоне резкого размежевания ветвей рода, одни из которых врастали в дворянство, тогда как другие оставались в составе непривилегированных сословий, демонстрируя этим типичные для той эпохи варианты развития предпринимательской династии.
Впервые сведения о последовавших за смертью Г. Н. Демидова спорах между наследниками рассмотрел Павленко, пользовавшийся материалами из фонда Берг-коллегии. Но многие важные подробности событий конца 1720-х годов выясняются лишь теперь по документам фонда Тульской провинциальной канцелярии в Государственном архиве Тульской области. О втором, относящемся к 1740-м годам, "действии" данной истории ранее фактически только упоминалось - логика и содержание этого витка событий оставались неразработанными. Их вполне разъясняют материалы обнаруженного авторами особого дела, возникшего в Юстиц-коллегии в 1744 г. в связи с попыткой А. Н. Демидова опротестовать духовную его племянницы Акулины Григорьевны Демидовой (в замужестве Даниловой)2 .
Столкновение 1740-х годов имеет важную для понимания дальнейших событий предысторию.
К 1711 г., когда Н. Д. Антюфеев (Демидов) отделил хозяйство младшего сына Никиты, его средний сын, Григорий, по-видимому, уже несколько лет жил от отца отдельно.
Г. Н. Демидов построил два завода - немного в сравнении с более известными представителями рода. Около 1707 г. он (возможно, при участии отца) пустил завод на р. Дугне (Алексинский уезд), вместе с отцом несколько лет управлял им, а в 1716 или 1717 г. продал младшему брату.
Второй завод, Верхотулицкий, был построен в Старогородищенском стане Тульского уезда, на реке Тулице, в 6 - 7 верстах выше Тульского - первого из демидовских заводов. Как и Дугненский, он был доменным и передельным; управлял им Григорий Демидов сначала один, позднее - при участии сына Ивана.
С начальной историей этого предприятия, ставшего главным объектом семейно-имущественной распри, связано важное для понимания дальнейших событий обстоятельство. Ссылаясь на доношение Акинфия Демидова в Берг-коллегию 11 декабря 1728 г., Павленко сообщает, что земля под этот завод была куплена у стольника Арсеньева за 1600 руб. не Григорием Демидовым, а его отцом. Действительно, в сделочной записи от 31 мая 1729 г. упомянуто, что Верхотулицкий завод был построен "на купленной у Петра Еремеева сына Арсеньева на имя отца их, умершаго ж камисара Никиты Демидовича, вотчинной земли"3 . В другой сделочной записи, от 9 ноября 1747 г., упомянут, как время покупки, 1716 год. Эта дата противоречит сведениям Кафенгауза, писавшего, что, пустошь Кистенка, послужившая местом строительства, была куплена только в 1718 году4 . Учитывая, однако, что последнюю дату косвенно подтвердила дочь Григория Анна5 , допустимо предположить, что ее дед комиссар Демидов приобретал эту землю в несколько приемов на протяжении 1716 - 1718 годов.
К 1723 г. относится попытка Григория Демидова завести еще один, на этот раз "молотовый" (чисто передельный) завод. Для этой цели он купил в Старопавшинском стане Алексинского уезда деревню Сементину (Сементинову) на р. Рысне.
К этому времени его отец и старший брат основную свою деятельность перенесли на Урал, где открылись неизмеримо большие, чем в Туле, возможности для предпринимательства в горно-металлургической сфере. Еще больших успехов можно было достичь, повысив свой сословный статус. Возможность перехода в дворянство заботила основателя рода Демидовых прежде всего, разумеется, ввиду новых перспектив для занятия предприниматель-
стр. 88
ством. Не став еще дворянином, некоторые свои решения Н. Д. Демидов уже принимал явно с учетом ожидаемого приобщения к дворянству. Но не имея заранее возможности знать, все ли его потомки или только одна из линий сможет преодолеть сословный барьер, он собирал энергию для направленного удара. Именно так можно расценить его решение сконцентрировать заводское хозяйство в руках единственного наследника - Акинфия, по его мнению, наиболее подходившего для продолжения дела. Опубликование указа о единонаследии только укрепило его в принятом решении.
После смерти комиссара Демидова осенью 1725 г. завещание было исполнено согласно его воле. Довольно быстро решилась судьба той части наследства, которая должна была отойти вдове комиссара Авдотье Федотовне. Согласно духовной, по ее распоряжению составленной в Туле 23 октября 1727 г., наследником недвижимого имущества ("в ымениях своих, в четвертой части, что ей надлежало по смерти мужа ее") и душеприказчиком в отношении движимого был определен ее сын Акинфий. Позднее - в связи с обращением Акинфия в Юстиц-коллегию для регистрации завещания матери - в Тульской провинциальной канцелярии состоялось его проверочное освидетельствование. Все лица, опрошенные 12 марта 1730 г. в канцелярии, - вдова, ее рукоприкладчик, свидетели и писец - подтвердили факт составления завещания и отсутствие споров по его содержанию6 .
Согласованную сторонами схему раздела подтвердила запись, данная Акинфием Демидовым брату Григорию. Из самого факта ее появления видно, что Акинфий нисколько не опасался за надежность юридического оформления своей части наследства. Братьям же его требовались гарантии, и Григорий их получил. Записью 10 февраля 1726 г. Акинфий подтверждал, что еще при жизни отца "брат наш Григорей" был отделен "от отца нашего и от меня прочь с награждением, как от движимых, так и от недвижимых имений"; он также заявлял, что ему, Акинфию, до брата, его жены и их детей дела нет, и он обязуется "ни во что ево, братня, как в движимое, так и в недвижимое имение и в покупные ево братня заводы... не вступатца и ея императорскому величеству челом не бить". За нарушение была назначена неустойка в 2 тыс. руб. - для Акинфия, вероятно, не слишком большая, но достаточная, чтобы подтвердить серьезность намерений7 .
Итак, своевременное отделение младших сыновей и передача недвижимости в строгом соответствии с законом о единонаследии позволили избежать распри между родственниками, несмотря на явно неравномерное распределение долей унаследованного имущества.
Взаимоотношения братьев неожиданно осложнила смерть одного из них, Григория, в ночь на 14 мая 1728 г., при возвращении с завода домой, в Тулу, застреленного сыном Иваном (род. ок. 1708 г.). Тот, судя по жалобам на него в провинциальную канцелярию, был человеком склонным к "предерзостям": документы рассказывают об учиненных им драках, о незаконном захвате угля у везших его на продажу крестьян и прочих подобных историях. Челобитчики не жалели бранных слов в адрес молодого Демидова, а один из них еще за пять месяцев до выстрела в Гончарной слободе Тулы назвал его "ведомым плутом, озорником и убийцей"8 . Известно, что отношения между отцом и сыном были плохими; "за непотребства и противности" Григорий намеревался лишить Ивана наследства9 .
Оставшееся от Григория движимое и недвижимое имущество было опечатано - теперь ему, в частности и Верхотулицкому заводу, предстояло перейти в другие руки. Иван из числа наследников выбывал - по Соборному уложению 1649 г. (гл. 22, ст. 1) он подлежал смертной казни10 . Но были и другие претенденты. От первого брака Григория осталась замужняя дочь Акулина. От второго (с некой Христиной Борисовной) - двое детей: упомянутый Иван и Анна. В документе мая 1729 г. она упомянута тоже как замужняя (супруг - секретарь Андрей Емельянович Пареный)11 .
Поскольку завещательного распоряжения покойного, по-видимому, не существовало (о нем нет упоминаний), предстояло применить действующий
стр. 89
порядок наследования по закону. Судя по всему, первоначально (и довольно долго) очевидными наследниками имущества Григория считали себя его вдова Христина и дочь от второго брака. Они били челом в Вотчинную и Берг-коллегии об отдаче им во владение имущества покойного: вдове четвертой части, дочери - остального. Автором поданной в Тульскую провинциальную канцелярию 1 ноября 1728 г. челобитной, связанной с текущим управлением заводским имуществом, выступала также Христина Борисовна12 .
Впрочем, разногласия из-за значительного, особенно по меркам провинциальной Тулы, наследства накапливались уже вскоре после смерти заводчика. На прошения Христины и Анны были поданы спорные челобитные. Выразительные детали для характеристики обстановки, сложившейся к сентябрю 1728 г.13 , содержит еще одна челобитная, направленная вдовой в Тульскую провинциальную канцелярию. В ней упомянуто о каких-то пожитках покойного, оказавшихся у братьев кузнеца Лукьяна Красильникова (мужа дочери Н. Д. Демидова Анастасии14 ), - "алмазных вещах", посуде, купчих кабалах, которые вдова просит переписать. Жизнь ее на мужнем дворе была в последнее время, по-видимому, неудобной даже в бытовом плане. Все палатки, кладовые, сундуки были опечатаны, и просительница хлопотала о посылке подьячего с фискалом для снятия печатей. Но что неудобства! Христина Борисовна била челом "о невысылке из двора ее з дочерью" - значит, было такое дело: их пытались выгнать или, во всяком случае, пугали изгнанием. Она просила и "о приставке короула, дабы паки оставшия расхищено не было", из чего заключаем, что нечто, по ее мнению, было уже расхищено15 .
Самая важная из просьб в этой челобитной - "об оддаче заводу", самая любопытная - "о сослании з заводу деверних Акинфиевых прикащиков". Появление на Верхотулицком заводе доверенных лиц пребывавшего преимущественно на Урале заводчика на первый взгляд совершенно необъяснимо. Но мало этого, в определении, вынесенном по данному делу провинциальной канцелярией, упоминаются еще и "запечатанные Акинфием Демидовым печати" на Григорьевом дворе16 - оказывается, он, а не чиновники, опечатал имущество брата.
С полной отчетливостью позиция и намерения Акинфия выяснились 11 декабря 1728 г., когда он выступил открыто: заявил о своей претензии на основную часть Григорьева имущества. Упирая на то, что земля под строительство предприятия была куплена не братом Григорием, а отцом, он требовал, чтобы вслед за перешедшим в его, Акинфия, руки отцовским недвижимым имением отошла к нему и эта земля. Как владелец земли, он претендовал и на стоящий на ней завод: тот, по Акинфию, был отдан Григорию, якобы, "для ево пропитания на время"17 . Из этого делался вывод о том, что время это теперь прошло и пора восстановить справедливость.
Но, вероятно, не все составлявшие эту цепочку факты и умозаключения казались Акинфию вполне безупречными. В дальнейшем он занял более умеренную позицию, признавая совместное владение заводом Никиты и Григория. Желая, однако, по возможности сократить список потенциальных претендентов, он объявил, что Анну Григорьевну из их числа следует исключить. Остроту, которой к этому времени достиг конфликт, показывает тот факт, что в ход были пущены аргументы, бросающие тень на законность ее рождения (со всеми вытекающими из этого последствиями в отношении прав): по Акинфию, мать Анны под брачный венец шла уже беременной, и Анна родилась через несколько недель после свадьбы. Указанное обстоятельство, по мнению Акинфия, вычеркивало из списка претендентов заодно и Христину Борисовну. Единственное исключение делал он для дочери Григория от первого брака, Акулины. Только с ней он и полагал возможным поделиться частью спорного завода.
Анна, оскорбленная и с доводами дяди не согласившаяся, вступила в борьбу за свои права. При этом приобретение земли на имя деда она не оспаривала - в свое время из Демидовых только он и имел право на такие сделки (дворянское достоинство представители рода Демидовых получили
стр. 90
лишь в 1720-х годах). "Воденых железных заводов управитель Григорей Никитин сын Антюфеев" почти всю свою жизнь числился в казенных кузнецах - его сказка имеется среди сказок тульских оружейников, составленных при их переписи в августе 1723 года18 . Право покупать деревни к заводам лицам недворянского происхождения было дано только в 1721 г. (именным указом от 18 января)19 . Но Никита Демидов получил такое право в индивидуальном порядке значительно раньше: указ от 2 января 1701 г. разрешил ему "где может, приискать к тому своему железному заводу какой угодной у вотчинников земли или крестьян, и ему, Никите, покупать вольно для того железного дела, чтоб всегда множилась"20 . Приобретая во второй половине 1710-х годов землю для нового, Верхотулицкого, завода, Никита этим правом и воспользовался. Указывая на это, Анна подразумевала, что из факта оформления сделки на имя деда вовсе не следует, что ее отец (Григорий) никакого отношения к этой покупке не имел - напротив, полагала она, отношение имел, лишь обозначить его юридически не мог. Заметим, однако, что при такой линии защиты Анна фактически соглашалась с законностью такого (на деда) закрепления земли - а ведь именно это обстоятельство и составляло исходный пункт аргументации Акинфия.
Возможности влиять на исход дела у спорщиков были заведомо неравны, и Акинфий, присутствие приказчиков которого на Верхотулицком заводе давно досаждало вдове, вскоре продемонстрировал свою силу, явочным порядком завод захватив. Сторону вдовы и ее дочери принял, однако, младший из братьев Демидовых, Никита Никитич. Павленко особо выделяет в истории этого конфликта роль Н. Н. Демидова, который "проявил столько же цепкости и несокрушимой воли, как и Акинфий, и в конечном счете вынудил последнего пойти на компромисс". К сожалению, кроме нескольких резких высказываний Никиты по адресу брата и того, что в качестве строителя завода Никита указал на Григория Демидова21 , других свидетельств его цепкости и "несокрушимой" воли не известно; ни в одном из новых документов, в том числе из дела Юстиц-коллегии, имя Никиты Никитича вообще не упоминается.
Между тем к нему, независимо от решительности его слов и действий, должны были прислушаться с особым вниманием, поскольку видели в его лице чиновника горного ведомства. 23 февраля 1726 г. ему было велено "быть в Туле у десятинного с кампанейских заводов збора", в связи с чем он создал и возглавил здесь контору десятинного сбора. В 1729 г. в порядке поощрения за труды он получил от Берг-коллегии горный чин цегентнера22 .
Поскольку ни одна из сторон, по-видимому, все же не считала свое положение прочным, стороны пошли на компромисс. Его зафиксировала упоминавшаяся выше сделочная запись Христины Борисовны Демидовой и Анны Григорьевны Пареной, данная Акинфию Никитичу Демидову и Акулине Григорьевне Даниловой 31 мая 1729 года23 . За пять тысяч рублей вдова и младшая дочь отступались от своей доли в наследстве, переходившем отныне к Акинфию (завод с его продукцией и мастеровыми людьми) и Акулине (все остальное - купленные земли, угодья, крестьяне, дворы, лавки, в том числе тульский двор Григория Никитича со всеми строениями, дворовыми людьми, долговыми крепостями и пожитками, "кроме одного женского моего и дочери моей Анны, которое мы взяли, платья"). За нарушение назначалась неустойка в десять тысяч рублей.
Вопрос можно было считать исчерпанным. Но юридически оформленную сделочной записью развязку Акинфий сопроводил дополнением. Он демонстрировал беспрецедентную щедрость: не оформляя этого письменно, передал завод в эксплуатацию (фактически - бесплатную аренду) Акулине и ее мужу Илье Ивановичу Данилову. Не исключено, что решающую роль сыграли добрые чувства, которые Акинфий мог питать к этой своей племяннице. Но принятое им решение было не лишено и трезвого расчета: похоже, включение в свое хозяйство Верхотулицкого завода на данном этапе могло слишком дорого ему обойтись.
стр. 91
Основную ставку Акинфий давно уже делал на предприятия Уральского региона. Именно на Урале разведывались и резервировались им заводские места, леса и рудники в их окрестностях. И это понятно: к концу 1720-х годов Тульско-Каширский металлургический район - родина российской доменной металлургии - как база для развития металлургического хозяйства себя полностью исчерпал. Главной проблемой для промышленности региона оставался давно обозначившийся и все более и более усугублявшийся "дровяной кризис", удорожавший уголь, а следовательно и готовую продукцию. Под действием объединенных "усилий" крестьянской железоделательной промышленности, металлургических мануфактур и винокурения вблизи Тулицы стремительно исчезали последние (не считая принадлежавших государству засек) леса.
В начале 1710-х годов этот кризис едва не вызвал прекращение в Туле казенного оружейного производства: уже решено было перенести его в Ярославль, для чего построить там оружейный двор и переселить туда тульских оружейников. Ярославский двор, однако, сгорел, переселение отменили, но неразрешенная проблема осталась. Во второй половине 1730-х годов она вновь и очень остро затронула Тульский оружейный завод. По относящемуся к 1738 г. свидетельству советника А. В. Беэра, возглавлявшего тогда Тульскую оружейную контору, для заготовления "дерев на дело фузейных и пистолетных станков посылал он промемории в Алексин и в Лихвин к воеводам и нарочно в те уезды закупщиков, однако ж ни по какой цене годных на то дерев достать не могли, и крестьяня не возят, отъговариваяся тем, якобы леса вырублены... И за тем в деле ружь;, учинилась всеконечная остановка... И хотя он, едучи чрез те засеки, приказывал крестьяном, чтоб удобной лес возили на станки в Тулу, но оные без указу не слушают и отговариваются, что кроме засеки такого лесу взять негде, а воеводы и надзиратель без указу в засеке рубить не дают". Беэр просил приписать засеки "к оружейным Тулским заводам и употреблять к оружейному делу на уголь, и станки, и протчие потребности". На заседании Кабинета министров, рассмотревшего вопрос, было "усмотрено", что лес "к оружейному делу принуждены доставать из... дальних мест дорогими ценами, отчего и ружью цена повышается, и дабы в деле ружья за лесами ни малейшей остановки быть не могло, того ради ее императорское величество указала вышепомянутые все засеки приписать ко оружейным Тулеким заводам", о чем и было объявлено Сенату. Итак, выход был найден в передаче казенному заводу последнего лесного резерва - казенных же засек (Лихвинской, Перемышльской, Козельской и Одоевской), приписанных к нему именным указом 14 сентября 1738 года24 .
Принятое решение обеспечивало лесом и древесным углем потребности оружейного завода, на котором в то время выполнялась только часть технологических операций, связанных с производством оружия. Большая же их часть осуществлялась в частных мастерских. Рядовым кузнецам, работавшим на казну у себя на дворах, приписка засек к заводу мало что давала. Беэр в дальнейшем доносил Оружейной канцелярии о конкуренции между казенными оружейными мастерами и владельцами железцовых кузниц, "в которых делают плашечное ручною работою железо". Железного дела промышленники, по словам Беэра, "привозимой в Тулу для продажи уголь у оружейных мастеров перекупают по ночам и выезжая по дорогам, а оружейным мастерам за непристанною при оружейном деле работою, от которой им всегда отлучится не можно, того угля по времяни, как от работ свободятся, и купить нечего. А хотя многократно от Оружейной канторы публиковано, и тем промышленикам перекупать угля и запрещено, пока оружейныя мастера не накупятся углем, однако на то несмотря, крадком покупают и великую цену на уголь подымают, и за угольем в оружейном деле остановку чинят"25 .
В таком положении находилось привилегированное производство продукции для казны. Партикулярным заводам (Верхотулицкому в том числе) приходилось несравненно труднее. Единичные случаи покупки угля "крад-
стр. 92
ком" проблемы в целом не решали. Григорий Демидов был вынужден возить уголь под Тулу из Малоярославецкого, Медынского, Алексинского уездов.
Была и другая причина, по которой Верхотулицкий завод не был в тот момент особенно нужен Акинфию. В нескольких верстах на той же Тулице стоял принадлежавший ему действующий Тульский завод (первый завод Никиты Антюфеева) с двумя домнами и молотовыми. Продукцией, находившей наибольший спрос, являлось железо. На одной площадке разместить молотовое производство, достаточно мощное, чтобы справиться с переделом металла от двух домен, учитывая ограниченные энергетические ресурсы Тулицы, было довольно сложно. Затруднение можно было преодолеть или устройством специального передельного завода, или ограничением производства чугуна. Если бы Верхотулицкий завод был чисто молотовым, полный передел чугуна, выплавлявшегося на старом заводе, был бы обеспечен (разумеется, при достатке угля, но это - другая проблема). Однако Верхотулицкий завод, как и Тульский, имел сравнительно слабое молотовое производство. Этим можно объяснить намерение Григория строить новый завод (упоминавшийся Сементиновский) как чисто молотовый, то есть вспомогательный. В литературе предлагались другие объяснения этой затее Григория: указывалось на умаление воды в Тулице и удаленность стоявшего на ней действующего завода от источников угля26 . Но площадка нового завода была к ним не намного ближе. Больше того, близость к источникам сырья в данном случае была фактором второстепенным - возить к углю чугун едва ли дешевле, чем уголь к чугуну. Решающую роль играл профиль нового завода: он задумывался передельным.
Но построить завод на р. Рысне Григорий не успел. Теперь, в 1729 г., Акинфию, окажись он его наследником, предстояло к своему заводу с недостаточно развитым молотовым производством (Тульскому) прибавить еще один, причем с таким же, как у собственного, превышением производства чугуна над возможностью его передела. При этом все больше ощущалась нехватка леса. Решение Акинфия отдать Акулине Верхотулицкий завод и сосредоточить усилия в Центральном металлургическим районе на старом Тульском заводе представляется в этой ситуации наиболее рациональным. Понимая, что производство в Туле и впредь будет терять рентабельность, свернуть же его полностью нельзя (Тульский завод требовался для исполнения срочных казенных заказов), Акинфий отказался от увеличения там выплавки чугуна, но модернизировал энергетическое хозяйство, открывая этим возможность для наращивания мощности молотового производства.
Получив из наследства Григория Верхотулицкий завод, Акулина получила в придачу и все его проблемы. Она сумела построить молотовый завод (в приглянувшемся отцу Сементинове на р. Рысне), но цены на топливо росли, рудники истощались; при этом руду еще, вероятно, найти было можно, но уголь - уже нет.
Заводы Акулины Даниловой могли бы умереть естественной смертью, не привлекая к себе внимания ни современников, ни историков. (Именно так - тихо и незаметно - остановились старейшие Городищенские заводы на Тулице, построенные некогда А. Д. Виниусом.) Но им было суждено оказаться в центре еще одной семейной распри.
Акинфий, передав заводы А. Г. Даниловой в 1730 г. в пользование "бес письменного виду", без малого полтора десятилетия спустя неожиданно напомнил, кто их действительный хозяин. Его встревожила попытка Акулины Григорьевой закрепить завод в родовой собственности, завещав его своей единственной дочери Прасковье, к тому времени состоявшей в браке с московским купцом Петром Струговщиковым27 . В записи изустной духовной, состоявшейся при свидетелях в Московской крепостной конторе 13 ноября 1744 г., Акулина завещала дочери оба своих завода (на Тулице и Рысне) с принадлежавшими к ним землями, угодьями, людьми и крестьянами, а также доставшийся от отца двор в Туле со всяким строением, движимое имущество - в общем, все, "ничего не оставляя"28 .
стр. 93
Завещание открывало перспективу смены владельца завода, что не понравилось Акинфию. Из собственности уплывала и земля в Тульском уезде - недвижимость, считать которую своей у Акинфия были все основания. К тому же, после того как тремя годами раньше хозяйство Даниловой пополнилось Сементиновским передельным заводом, производство на ее заводах стало более сбалансированным. Акинфий предъявил владельческие претензии не на один Верхотулицкий, но и на этот, новый завод. И уж конечно, Акинфия должна была возмутить попытка провернуть операцию с его имуществом незаметно от него (он упоминает, что уведомился о намерении Акулины через Московскую крепостную контору) - и это после его благородного поступка 14-летней давности, на благодарную память о котором он вправе был рассчитывать.
16 ноября 1744 г. Акинфий опротестовал завещание Акулины Даниловой. В доношении, поданном в Юстиц-коллегию, он заявил, что она не имеет отношения к наследству Григория, поскольку еще при жизни отца была отдана замуж "с награждением". Уже это обстоятельство делало Акинфия, по его мнению, единственным законным наследником имущества брата. Кроме того, он еще при жизни отца и матери состоял очевидным наследником всех движимых и недвижимых имений "по первенству". На основании этого Акинфий потребовал признать духовную Акулины недействительной29 . При этом в явном противоречии с фактами он причислял к имуществу брата наряду с Верхотулицким и Сементиновский завод, построенный Акулиной и ее мужем И. И. Даниловым на земле, купленной Григорием, но много позже его смерти и вполне самостоятельно.
28 ноября Акинфий снова обратился в Юстиц-коллегию. В обоснование своего требования он теперь представил документ - копию старой, от 31 мая 1729 г., сделочной записи, определявшей имущественные права и обязательства участников четырехстороннего договора: А. Н. и Х. Б. Демидовых, А. Г. Даниловой и А. Г. Пареной. Согласно этому документу за уплаченные вдове и ее дочери отступные суммы они "поступились" своими правами на заводы с их изделиями и землю покойного "камисара Никиты Демидовича" в пользу Акинфия и его наследников - "в вечное владение, не оставя от тех вышеписанных именей ничего". Все остальное, кроме взятого Христиной и Анной носильного женского платья, они отдали Акулине30 .
Однако этот документ, за который в казну была заплачена немалая пошлина (669 руб. 95 коп.), создал новую почву для споров. Подписями многих лиц в нем была засвидетельствована воля Христины и Анны, подписей же Акинфия и Акулины или их представителей не оказалось. Не исключено, что на момент совершения этой сделочной записи вопрос о разделе имущества Григория между Акинфием и Анной не был согласован окончательно. Вероятно, решение этого вопроса (в варианте, близком сделочной записи) предполагалось зафиксировать каким-то дополнительным документом, который и поставил бы точку над i.
Но поставлена она так и не была. Во время последовавшего обострения конфликта это дало Акулине основание заявить (в прошении, поданном в Юстиц-коллегию в декабре 1744 г.), что "та запись ему, Акинфию, на... мое наследное имение... ежели дана ко оправданию ему, Акинфию, к получению онаго не следует, из-за того, что я ему, Акинфею, отеческого... наследственного имения... никогда не токмо писменно, но и словесно не поступалась". В свою очередь Акулина предъявила некогда данную Акинфием "отцу моему... с неустойкою запись", составленную 10 февраля 1726 года31 . Несмотря на протест Акинфия, она просила ее "духовную по силе указов совершить", а в случае, если "означенная коллегия того собою учинить не может" - передать дело на рассмотрение Сената.
Остается только гадать, чью сторону принял бы суд. По-своему правы были обе стороны. Запись, данная Акинфием Григорию в 1726 г., подтверждала права последнего только на то "имение", которое было отказано ему при разделе покойным отцом. Одновременно Акинфий обязывался "не всту-
стр. 94
паться" в имущество (включая заводы), купленное его братом. Но никаких документов о переходе к Григорию права собственности на землю Верхотулицкого завода не оказалось - следовательно, она оставалась собственностью Никиты Демидовича, а потому должна была отойти к Акинфию. Вместе с тем очевидно, что Акинфий не мог претендовать на Сементиновский завод, построенный А. Г. Даниловой и ее мужем вполне самостоятельно, без участия задумавшего это строительство Григория. Не менял положения и факт приобретения земли, на которой его разместили, еще Григорием. Он покупал ее уже после отделения от отца, а согласно записи от 10 февраля 1726 г., Акинфий обязывался "в ево, братня... недвижимое имение и в покупные ево, братня, заводы... не вступатца". Характерно, что Акинфий фактически не воспользовался этой лазейкой - каких-либо серьезных зацепок, позволявших претендовать на землю на р. Рысне у него явно не было. Та же запись 1726 г. лишала Акинфия формальной возможности претендовать и на Верхотулицкий завод - если бы, разумеется, не существовало сделочной записи 1729 г., прямо передававшей ему этот завод за отступную сумму.
Но решение по делу не было вынесено и на этот раз. Спор прервала неожиданная смерть 67-летнего Акинфия, после чего наследники его отказались от притязаний не только на Сементиновский, но и на Верхотулицкий заводы.
Чем объясняется их выход из далеко небезнадежной борьбы? Акинфий оставил настолько обширное наследство, что даже учет и оценка всей его собственности были делом долгим и трудным32 . Оно лишь усложнилось бы добавлением запутанного вопроса о заводах в Тульском и Алексинском уездах, небольших и малодоходных. Раздел неизмеримо более значительной собственности от этого мог лишь задержаться. И наследники отказались от спора, затеянного отцом.
Дело закрывает сделочная запись, данная вдовой А. Н. Демидова Афимьей Ивановной (второй его женой, урожденной Пальцовой) и тремя сыновьями Прокофием, Григорием и Никитой купчихе А. Г. Даниловой. В этом документе они заявили, что "полюбовно... не ходя в суд, помирились в том, что помянутому Тулецкому железному заводу со всяким при нем строением и мастеровыми и работными людьми и с протчими принадлежащими к нему угодьи быть з ней, Акулиной, и по ней наследниками ее". О Сементиновском заводе уже не упоминается, подразумевается, что вопрос о нем снят. Отказываясь от каких-либо претензий на Верхотулицкий завод, наследники Акинфия обязались впредь не обращаться по данному вопросу в судебные инстанции и назначили за нарушение неустойку в 500 рублей. Встречная, столь же мирная по содержанию запись была дана Акулиной Даниловой вдове и детям Акинфия Демидова33 . Каждому теперь предстояло жить своей жизнью и решать свои проблемы: наследникам Акинфия - целое десятилетие делить наследство, Акулине - бороться с трудностями в надежде спасти от краха основанное отцом промышленное хозяйство.
Полюбовное решение спора, кажется, позволило сохранить доброжелательные отношения между отпрысками далеко (в социальном плане) разошедшихся ветвей рода Демидовых. Характерно в этом смысле письмо престарелой заводчицы А. Г. Даниловой, написанное 3 января 1766 г. двоюродному брату Н. А. Демидову (1724 - 1787) по поводу рудных остатков, доставшихся на его долю на давно остановленном Тульском заводе. "Премилосердый мой государь, братец, Никита Акинфиевич, - писала из Тулы заводчица. - Хотя в бытность вашу в Туле вы и пожаловали мне подлежащее число на вашу часть на Тульском заводе руду, но токмо ныне племянника вашева Павла Григорьевича (1738 - 1821. - Авт.) прикащик Петр Чирков без писма вашева не верит и оной руды не отпущает. Того ради покорно вас, государя моего, прошу пожаловать тем не оставить и об отпуске оной руды к кому подлежит отписать, ибо я ныне в ней имею нужду. Я ж вам, государю моему, всегда пребуду с искренним моим почтением ко услугам готовая сестра ваша Акулина Данилова" 34 .
стр. 95
Похоже, что в старости Акулине приходилось заниматься заводом в одиночку - последнее известное нам упоминание ее мужа Ильи Данилова относится к 1746 году35 . Силы истощались с возрастом, одновременно иссякали запасы сырья (не случаен интерес, проявленный к жалкой рудной куче на соседнем заводе).
В 1770 г. уже бездействовавшие даниловские заводы купили братья Андрей и Иван Родионовичи Баташевы, по правдоподобному предположению Павленко, не собиравшиеся их восстанавливать. Вскоре по покупке они добились от Берг-коллегии разрешения заводы закрыть, а квалифицированных рабочих (самое ценное для них в этой сделке) перевели на другие свои заводы36 .
История борьбы вокруг наследства Г. Н. Демидова интересна в нескольких отношениях.
Противоборствовавшие в описанном споре потомки комиссара Демидова представляли разные сословия. Но сословный фактор как раз и не играл в этой истории существенной роли. Перед нами тот интереснейший этап эволюции предпринимательской династии, когда сословный и имущественный статус отдельных ее представителей различается уже существенно, но семейно-родственные связи между ними еще крепки (богач Акинфий, с 1726 г. дворянин, в обоих браках берет в жены представительниц посадских родов, второй раз - дочь своего приказчика; жена брата Акинфия Никиты - купчиха, дочь Акинфия замужем за приказчиком, жена сына Прокофия - из купеческого рода37 и т.д.). Судьбы потомков Никиты Демидова еще разойдутся (как уже разошлись они с навсегда застрявшими в тульском посаде Антюфеевыми), они освоятся в новом для себя сословном состоянии и докажут свою адекватность сословному стандарту отвечающими его требованиям браками. Но это еще впереди, а пока длится переходный этап со свойственной ему множественностью мезальянсов, причудливостью событийных и сюжетных комбинаций.
На материале московского купечества XVIII в. А. И. Аксенов заметил, что устойчивость дела, созданного путем перекачки в промышленность купеческого капитала, "целиком зависела от промышленной политики феодального государства, то есть от того, в какой мере оно создавало условия для его функционирования"38 . История хозяйства Демидовых (не купцов, но это в данном случае не важно), помимо прочего, очень хорошо показывает, что успех промышленных занятий зависел и от других факторов, подчас совершенно различных по природе: от сырьевой ситуации в промышленном регионе, от технологий, которые использовались, от личных способностей и опыта заводчика, но также и от поддержки/противостояния со стороны представителей родственных линий предпринимательской династии.
Примечания
1. Их список (не вполне точный) см.: КАФЕНГАУЗ Б. Б. История хозяйства Демидовых в XVIII-XIX вв. Т. 1. М.-Л. 1949, с. 259 - 260.
2. В состав дела, хранящегося в фонде Юстиц-коллегии Российского государственного архива древних актов (РГАДА, ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886), входят семь документов (три доношения, одна духовная и три рядные записи) за 1726 - 1747 годы. Их сохранность оставляет желать лучшего: все листы обожжены, текст и делопроизводственные пометы частично утрачены. В большинстве случаев утраты восстанавливаются по тексту выписки, сделанной в Юстиц-коллегии при подготовке дела к слушанию на заседании присутствия. Авторы выражают глубокую признательность заведующей хранилищем РГАДА Е. Е. Лыковой за предоставленную возможность ознакомиться с ранее не доступными исследователям документами.
3. ПАВЛЕНКО Н. И. История металлургии в России XVIII века. М. 1962, с. 97; РГАДА, ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886, л. 6 - 8 об.
4. Там же, л. 18об.-20; КАФЕНГАУЗ Б. Б. Ук. соч., с. 96. Название пустоши, возможно, искажено: в документах Генерального межевания эта дача, как правило, называется пусто-
стр. 96
шью Кисленской (Государственный архив Тульской области (ГАТО), ф. 291, оп. 14/58, д. 3, л. 85).
5. Покупку земли для завода на имя деда она объясняла тем, что "отец мой в 1718 г. о покупке к заводам вотчин... указами был еще не пожалован" (ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 97). Упоминание года в данном случае уместно только как указание на время покупки.
6. ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 2082, л. 1 - 9.
7. РГАДА, ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886, л. 14 - 15об.
8. ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 1621, л. 1.
9. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 97.
10. Она была совершена в Туле в феврале 1730 года (ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 2215, л. 2об.).
11. РГАДА, ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886, л. 6.
12. Там же; ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 1780, л. 1об.
13. Содержащий дату подачи подлинник челобитной не обнаружен. В регистрационную книгу входящих и исходящих документов провинциальной канцелярии она была вписана под N 2466 30 сентября, закреплена 2 октября (ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 1752, л. 1б5об.).
14. ЧЕРКАСОВА А. С., МОСИН А. Г. "На благо любезного Отечества". В кн. Демидовский временник. Кн. 1. Екатеринбург. 1994, с. 272.
15. ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 1752, л. 165об. -1б6.
16. Характерно, что провинциальная канцелярия, осознавая неопределенность перспективы этого дела, принимает в данной ситуации предельно осторожное решение: запечатанные Акинфием "пожитки и писма" в присутствии свидетелей переписать "и пока о наследстве определения учинено будет, оныя запечатать и приставить короул; тако же и на завод оного Григорья Демидова послать и всякия припасы переписать же, и объявить ево, Григорьевым, оставшим прикащикам и мастеровым людем, дабы всяких припасов железа и чюгуну з заводу никому, пока в наследство кому определитца, никому в расхищения не довали, и сами не хитили. И в том велеть им подписатьца" (там же).
17. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 97.
18. ГАТО, ф. 187, оп. 1, д. 13, л. 21.
19. Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1-е (ПСЗ-1). Т. 6. СПб. 1830, N 3711.
20. КАФЕНГАУЗ Б. Б. Ук. соч., с. 495.
21. ПАВЛЕНКО Н. И. Ук. соч., с. 96, 97.
22. ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 1841, л. 12; ПАВЛЕНКО Н. И. Развитие металлургической промышленности России в первой половине XVIII века. М. 1953, с. 139.
23. Н. И. Павленко (ПАВЛЕНКО Н. И. История металлургии, с. 98) отмечает только отстоящее от этой даты более чем на месяц извещение о договоре, поданное Акинфием в Берг-коллегию 2 июля 1729 года.
24. ГАТО, ф. 187, оп. 1, д. 178, л. 29 - 29об.; ПСЗ-1. Т. 10, N 7655.
25. ГАТО, ф. 187, оп. 1, д. 178, л. 33. Донесение Беэра приведено в сенатском указе от 27 сентября 1739 года.
26. Там же, ф. 55, оп. 1, д. 1238, л. 1об.; ПАВЛЕНКО Н. И. История металлургии, с. 99.
27. Струговщиковы - "природные" москвичи (из Мещанской слободы), в XVIII в. купцы 1-й гильдии, позднее через военную службу вышли в дворяне. Отношения свойства их с родом Демидовых в известной нам литературе не отмечены. Существование по меньшей мере двух Струговщиковых по имени Петр мешает установить, к какому конкретному лицу относится часть сообщаемых сведений. По-видимому, "наш" Петр Струговщиков в 1728 г. имел хлебный торг. У него был сын Борис, который в 1737 г. вел самостоятельную торговлю. В 1759 г., получив освобождение от служб и постоев и разрешение купить земли плюс дополнительно 300 душ, Петр Струговщиков завел в Тульском и Алексинском уездах суконную мануфактуру (АКСЕНОВ А. И. Генеалогия московского купечества XVIII в. М. 1988, с. 67, 68, 86, 131, 158).
28. Городская семья XVIII века. М. 2002, N 68, с. 136.
29. РГАДА, Ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886, л. 1 - 1об.
30. Там же, л. 4, 4об., 6 - 8об.
31. Там же, л. 14 - 15об.
32. КАФЕНГАУЗ Б. Б. Ук. соч., с. 237, 238.
33. РГАДА, ф. 282, оп. 1, ч. 2, д. 4886, л. 17 - 20.
34. Там же, ф. 1267, оп. 1, д. 22, л. 1.
35. ГАТО, ф. 55, оп. 1, д. 6784, л. 1.
36. ПАВЛЕНКО Н. И. История металлургии, с. 124.
37. О влиянии занятий промышленным предпринимательством на продолжительность и социальную устойчивость купеческих фамилий см.: АКСЕНОВ А. И. Ук. соч., с. 130 - 133.
38. Там же, с. 129.
стр. 97
